Шарлотта и Гюрджи, вероятно, пришли ко мне в магазин вместе, но я поняла, что они вдвоем, лишь когда они уже собрались уходить. Шарлотта была отяжелевшая, бесформенная, но двигалась она стремительно; у нее было розовое лицо, ярко-синие глаза и обилие сверкающих белых волос, по-девичьи распущенных волной на плечи. День выдался теплый, но на Шарлотте был плащ из темно-серого бархата с потертой опушкой из серого меха — он уместно смотрелся бы на сцене, а может, и происходил из театральной костюмерной. Под плащом виднелись свободная белая рубашка и клетчатые слаксы из шотландки. Широкие голые пыльные ступни были обуты в сандалии. Шарлотта звякала на ходу, словно под плащом скрывались доспехи. Когда она потянулась за книгой, я поняла, что звякали браслеты. Множество браслетов, широких и узких, сверкающих и черненых. Некоторые были усажены большими квадратными камнями цвета жженого сахара или крови.
— Вы подумайте, эту старую шарлатанку еще не списали в расход, — сказала она, словно продолжая разговор, в котором мы с наслаждением перемывали чужие косточки.
У нее в руках была книга Анаис Нин.
— Не обращайте на меня внимания, — сказала она. — Я говорю ужасные вещи. На самом деле я к ней хорошо отношусь. Вот его терпеть не могу.
— Генри Миллера? — спросила я, постепенно впадая в ее манеру разговора.
— Точно.
Она принялась рассуждать про Генри Миллера, Париж, Калифорнию — сварливым и энергичным тоном, в котором звучала любовь. Казалось, что она близко знакома с этими людьми или по крайней мере долго жила рядом с ними. Наконец я наивно спросила ее, так ли это.
— Нет, нет. Просто у меня такое чувство, что я их всех хорошо знаю. Не лично. Впрочем, нет, лично. Да, лично. Как еще можно знать человека? То есть, я не встречала их лицом к лицу. Но в книгах? Ведь они именно к этому стремятся, разве нет? Я их знаю. Я знаю их так близко, что они наводят на меня тоску. Как с любым человеком. Вы согласны?
Она перешла к столу, где у меня были разложены книги издательства «New Directions»[2].
— Это, значит, новенькое. О боже, — сказала она, округляя глаза при виде фотографий Гинсберга, Корсо и Ферлингетти. Она принялась читать — так внимательно, что я приняла ее следующие слова за прочитанную вслух цитату из какого-нибудь стихотворения.
— Я тут шла и увидела вас, — она положила книгу на стол, и я поняла, что она обращается ко мне. — Увидела, как вы тут сидите, и подумала, что такой молодой женщине, наверно, хочется по временам выйти на улицу, подышать воздухом. Я вот думаю — может, вы возьмете меня на работу? Я бы тут сидела, а вы бы тогда могли погулять.
