Карл Юнг рос, по собственному определению, интровертованным, «совершенно одиноким со своими озарениями» ребенком, погруженным в собственный внутренний мир и видения удивительно развитого воображения. И если последнее совершенствовалось как раз из-за уединения в собственном мире и вначале было просто психологической защитой и способом выжить в своей среде обитания, то со временем оно превратилось в одно из главных достоинств Карла Юнга, обусловивших не только глубокую дружбу с книгами и выбор творчества как пути самореализации, но отправной точкой нового способа изучения мира. Мало общаясь со сверстниками, Юнг рано научился раздражать свое воображение настолько, чтобы вытащить из его глубин такие могучие и пленительные образы, которые по звучанию и колориту могли бы затмить все радости и переживания реального мира. Сверхвосприимчивость и даже склонность к истерии у матери, а также сухая бездуховность отца, которого Карл не понимал и практически отторгал как духовного наставника вместе со ставшей ему ненавистной церковью, способствовали как замкнутости мальчика, так и его самостоятельным поискам ответов на вопросы, которые родители были не в состоянии осветить. Отчужденность от сверстников в детстве и отрочестве усиливалась бедностью семьи и связанными с этим переживаниями. Возможно, именно последнее обстоятельство стало причиной неприятия церкви и религиозной традиции, служению которой посвятил жизнь его отец. Это обстоятельство не только углубило пропасть в отношениях между сыном и отцом, но и оставило неизгладимый рубец на всей его последующей жизни. В итоге Юнг начал испытывать к отцу лишь омертвелую жалость, а церковь возненавидел, ибо подсознательно связывал с нею финансовые проблемы семьи, а позже не нашел в ней кладезя для черпания духовной силы. В зрелые годы это обстоятельство вылилось в язвительный сардонизм по отношению в христианству как к учению, единственным достижением которого он назовет «сооружение преград в виде вытеснений», а саму христианскую веру – «пустой и плоской». Именно неприятие христианства, помноженное на развитие у себя веры в собственное исключительное предназначение и породило его основную будущую идею – воссоздание нового способа веры, основанного на понимании внутреннего мира человека, расшифровке тайнописи лабиринтов людских душ и мистике. Движение при помощи осознанной воли и веры, базирующейся на знаниях, – таким должно было стать кредо нового направления.
