мы видим монахинь, собравшихся за решеткой с откинутыми занавесями, а на первом плане толпятся хорошенькие женщины и элегантные патриции. Атмосфера праздника, полностью лишенная монастырской суровости: дети забавляются, глядя на представление кукольного театра. Увидевшись с К.К., Джакомо нашел ее еще более привлекательной, чем раньше, она «подросла, налилась и даже похорошела лицом». Он взял в привычку регулярно ходить к мессе, чтобы иметь возможность взглянуть на нее, так что в конце концов прослыл богомольцем, ищущим защиты у Пресвятой Девы, чтобы та избавила его от большой печали.
Сначала соблазнял Казанова, теперь обольщали его. Роли переменились. Он получил таинственное письмо от одной монахини, заметившей его в церкви и пригласившей увидеться с ней в приемной под прикрытием некой графини С. Она даже сообщила ему, что у нее есть небольшой домик на Мурано и что она может приехать в Венецию, когда захочет, чтобы поужинать с ним. Казанова тотчас заподозрил прекрасную подругу К.К. Решился не сразу, боясь подвоха и ловушки. В сопровождении своей дуэньи явился в монастырь и там узнал, что незнакомку зовут М.М., и это известное имя, уточняет он[55]. С первой же встречи, на которую Казанова явился в маске, он был покорен ее непревзойденным физическим совершенством, увидев ее в маленькое отверстие в решетке приемной: «Это была совершенная красавица, высокая, белолицая, с видом благородным и решительным, но в то же время сдержанным и робким, с большими голубыми глазами; нежное и улыбчивое лицо, красивые влажные губы, приоткрывающие великолепные зубки; монашеское покрывало не давало разглядеть волосы, но были ли они у нее или нет, их цвет должен был быть светло-русым; ее брови уверили меня в этом; но чудеснее и удивительнее всего показалась мне ее рука, которая была видна до локтя: трудно вообразить себе нечто более совершенное. Вен не видно, а вместо мускулов – только ямочки» (I, 719). Готово дело! Обольститель попался на крючок. На сей раз охотник превратился в дичь.
Самое главное, Казанова, чрезвычайно удивленный «свободой, какой пользуются святые девственницы», был восхищен смелостью М.М., которая идет на столь большой риск. Странная реакция со стороны коренного венецианца: он точно не в курсе того, чего не преминули заметить многочисленные иностранцы, среди которых остроумный Шарль де Бросс, подчеркивавший, что нынешние повадки дам, занимающихся любовью в священном прибежище гондол, чтобы не проведал муж, «сильно сократили прибыли монахинь, которые раньше заведовали любовными похождениями. Однако их осталось еще немало, и они выходят из положения с достоинством, я бы даже сказал, в духе соперничества; в настоящее время, о котором я говорю, существует яростная борьба между тремя городскими монастырями за то, кому достанется честь снабдить любовницей нового нунция, который только что приехал. На самом деле, если бы мне пришлось долго здесь прожить, я охотнее всего обратился бы к монахиням. Все, кого я видел на мессе сквозь решетку, болтающими во все время службы и дружно смеющимися, показались мне до невозможности хорошенькими и одетыми так, чтобы подчеркнуть свою красоту. У них очаровательная прическа, простая одежда, но, разумеется, почти всегда белая, открывающая плечи и грудь не больше и не меньше, как римские одежды наших актрис». По сути, монахини были самыми отъявленными кокетками. Их короткие платья открывали ноги до щиколоток, облегали талию. Они не колеблясь открывали взгляду свою грудь, едва прикрытую корсажем из расшитого шелка. Элегантный наряд, украшенный цветами, приколотыми к груди, и легким газовым покрывалом, закрывавшим лоб. Свидетельство Бросса подтверждается другими наблюдателями. Бесстыдство монахинь порой принимало откровенно скандальный характер и побуждало власти принимать меры. В некоторых монастырях «каждая монахиня имела в своем распоряжении четыре-пять сообщников, способствовавших ее вылазкам. Случалось даже, что священники, которым было поручено руководить душой этих девиц, участвовали в деле и помогали им сбегать. Таков был аббат Галогаро, которого государственным инквизиторам пришлось изгнать из монастыря Святой Клары в 1758 году, потому что он снабдил всех монахинь запасными ключами»
