Лично Сюзанной Мишель занимался съ большой осторожностью, можетъ быть преувеличенной, изъ боязни быть навязчивымъ. Когда, вспоминая о своихъ привилегіяхъ жениха, — если этого требовали свѣтскія приличія, — онъ бралъ подъ руку молодую дѣвушку или какимъ нибудь другимъ способомъ выражалъ ей свое вниманіе, она его обыкновенно встрѣчала такъ же удивленно, какъ и дружески.
Ея улыбка обозначала тогда почти слѣдующее: „ахъ! да вѣдь вы здѣсь… я очень этому рада!“ Онъ на нее впрочемъ совсѣмъ не сердился. Ея постоянное радостное оживленіе занимало его иногда, какъ нѣчто совершенно ему непонятное. Но лучшимъ моментамъ своего „товарищества“ съ Сюзанной онъ обязанъ былъ тѣмъ свиданіямъ съ глазу на глазъ, которыя всѣ стали находить естественными.
Миссъ Севернъ была неустрашимая наѣздница. Три раза въ недѣлю верхомъ на красивой бурой лошади, полученной однажды вмѣсто букета отъ ея жениха, она вмѣстѣ съ нимъ объѣзжала окрестности Ривайера. И это были безумно-восхитительныя поѣздки въ открытомъ полѣ или по лѣсу, длинные разговоры подъ ритмъ равномѣрныхъ шаговъ лошадей.
Эти прогулки въ утренніе, мирные и прохладные часы доставляли успокоеніе Сюзаннѣ и Мишелю, одной — отдыхъ отъ удовольствій, другому — отъ работъ.
Однако, Тремору трудно было привыкнуть къ „трансатлантическими манерамъ“ молодой дѣвушки.
Такъ, онъ съ большимъ трудомъ согласился на ея одинокія прогулки по полямъ или въ лѣсу. Сотни разъ Колетта предлагала провожатаго, но американочка вооружалась противъ всякаго стѣсненія въ этихъ случаяхъ и ей пришлось уступить. Мишель, рѣшившій вообще не брать на себя роли опекуна, чувствовалъ себя тѣмъ менѣе имѣющимъ на это право въ одномъ исключительномъ случаѣ, который его глубоко трогалъ тѣмъ постоянствомъ, съ какимъ эта вѣтреная Сюзанна отдавала каждую недѣлю бѣдной семьѣ, жившей у опушки лѣса, лучшее чѣмъ деньги — нѣсколько часовъ своей веселой жизни.
Однажды она изложила свои теоріи насчетъ благотворительности.
— Видите ли, Мишель, благотворительныя заведенія недостаточны, нужно имъ помогать, оказывая личную помощь, но помощь разумную, не разбрасывая безпорядочно свои средства, помогать, можетъ быть, самому ограниченному числу бѣдныхъ — все зависитъ отъ суммы, которой располагаешь, — помогать имъ и посвящать имъ также хотя немного своего времени и своего сердца. Я небогата, но я могла бы прекрасно раздать здѣсь или тамъ монету въ десять су, пару чулокъ, платьице… Чтобы получилось, если бы я такъ поступала? Помощь, которую я приносила бы каждому изъ этихъ бѣдняковъ, была бы настолько незначительна, что ихъ нищета не была бы нисколько облегчена. Вмѣсто этого, я избрала одну семью, семью Мишо, и всѣ монеты въ 10 су, всю одежду, все время, которое я могу дать, я имъ даю. Это немного, я знаю, — и я не хвалюсь, что избавляю ихъ отъ нужды, своихъ бѣдняковъ — дѣда и внучку, работающихъ насколько хватаетъ ихъ слабыхъ силъ, чтобы замѣнить подлѣ дряхлой бабушки и еще малолѣтнихъ дѣтей, умершихъ отца и мать, — но у меня по крайней мѣрѣ есть радостное сознаніе, что удается облегчить немного ихъ бремя. Они рады меня видѣть, я имъ даю совѣты… да, сударь, и очень хорошіе совѣты! Я разговариваю со старухой, я браню малютокъ, когда они грязные, я даже сама ихъ иногда мою! Затѣмъ, когда они послушны, я имъ приношу гостинцевъ, а въ это время Марсьеннъ, старшая дочь, очень искусная кружевница, работаетъ не отрываясь… Кажется, дѣти стали болѣе послушными въ школѣ съ тѣхъ поръ, какъ я провѣряю баллы, и дѣдушка утверждаетъ, что все стало въ домѣ болѣе благообразно съ тѣхъ поръ, какъ я научила Марсьенну хорошо убирать комнаты и ставить цвѣты въ каменные горшки. Дѣдушкѣ нравится видѣть въ домѣ цвѣты.
