В видении русских управленцев — ничего не предвещало трагедии. Я уверен — уже в 1947 году вышеназванная группа космополитов была готова накопать липовый компромат против своих молодых русских коллег и разорвать их в клочья. А почему они этого не сделали в 1947 году? Ответ прост: Сталин в 1947 году был против этого. Накопать компромат само по ходу работы или по приказу могло только МГБ во главе с Абакумовым, а МГБ находилось не в подчинении Микояна, Берии, Кагановича или Маленкова и Хрущева, а только в подчинении Сталина. А Сталин в 1947 году ещё не собирался репрессировать русских управленцев. За труд (монографию) по экономике «Военная экономика СССР в период отечественной войны» Сталин в 1947 году наградил Н. Вознесенского Сталинской премией.
Но с 1947 года Сталин начал неспешно вести расчетливую «шахматную игру», которая закончилась в 1950-м. Родной младший брат Н. Вознесенского, также затем видный советский экономист, в своей книге мемуаров подчеркивал то, что я уже выше отмечал — Л.А. Вознесенский: «Воодушевлённые Победой и верой в начало новой, лучшей жизни люди творили чудеса, возрождая, казалось бы, окончательно погубленное фашистским нашествием; режим был прочен, как никогда, но Сталин видел: это уже не те, что раньше, это другие люди. Теперь не только он, но и они — победители».
Поэтому Сталин и праздничные военные парады 9 мая не проводил —чтобы лишний раз не возбуждать в народе эти чувства национальной гордости и достоинства.
Предположим — Сталин был обеспокоен ростом после войны русского самосознания, достоинства, — национализмом, и решил для острастки репрессировать большую группу «высунувшихся» самоуверенных русских управленцев и просчитывал негативные последствия: во-первых, потеря многих толковых управленцев — ответ: страна большая, можно заменить; во-вторых, может возникнуть в результате вопиющей несправедливости опасное возмущение русского народа — ответ: ерунда, «массы» неграмотны — это вопрос соответственного освещения в прессе — назовем врагами народа, заговорщиками, проведем соответственно в коллективах разъяснительные партийные собрания — поверят; в третьих, а кто из грамотных авторитетных русских мог бы возмутиться, разъяснить народу и представлять опасность? В отношении этих не мешало бы перестраховаться.
И здесь мы сталкиваемся с ещё одной неразрешимой для многих историков-сталинистов загадкой — над поведением «русского» Сталина, который в 1947 году вдруг неожиданно для многих вспоминает униженного в 1946 году и в определенной мере репрессированного — сосланного подальше от Москвы в Одесский военный округ — маршала Победы Георгия Жукова и возбуждает против него «трофейное дело». Хотя всем прекрасно было известно, что после тяжелейшей войны все выжившие в ней, от маршалов до солдат, везли из поверженной гитлеровской Германии домой трофеи и считали это правомерным, справедливым не только на правах победителей, но и как компенсацию за уничтоженные дома, мебель, лошадей, скот и т.д. По такому «трофейному» делу следовало судить всю многомиллионную советскую армию.
