Так мать совсем ушла из нашей жизни. Жарким летним утром она вместе со своей охраной покинула Эстфорд. С площадки башни мы смотрели, как отряд выезжал из ворот замка. Дважды мать оглянулась, посмотрев наверх, и, обернувшись во второй раз, подняла руку в воинском приветствии, а мы с Кемоком отсалютовали ей сверкнувшими на солнце мечами. Но стоявшая между нами Каттея поежилась, как от порыва холодного ветра.
— Я видела его, — сказала она. — Когда мать была вчера с нами, я видела его. Он совсем один. Там скалы, голые скалы и грозное море… — Она содрогнулась всем своим маленьким телом.
— Где это? — спросил Кемок.
Сестра покачала головой.
— Я не могу сказать где. То место очень далеко и отделено от нас не просто морем или сушей…
— Это не остановит мать, — заметил я, вкладывая меч в ножны. Я испытал горечь утраты. Но отчего? Мать и отец жили в другом, своем мире, который создали сами. Они считали его совершенным и никому не позволяли проникать в него. И я знал, что пока мать дышит, никакая сила не удержит ее от поисков отца. Я знал также, что если бы мы предложили ей свою помощь, она бы не позволила нам отправиться с ней.
— Зато мы остаемся вместе. — Кемок, как это случалось не раз, прочел мои мысли.
— Надолго ли? — бросила Каттея, не повернувшись к нему.
Кемок порывисто схватил ее за плечо.
— Что ты хочешь сказать? — спросил он. Мне же показалось, что я понял ее.
— Сестра, — сказал я, — колдуньи не посмеют забрать тебя, родители запретили им это.
До Кемока дошло, о чем речь.
— Родители больше не могут постоять за нее! — возразил он мне.
Нам всем стало не по себе. Сестре и в самом деле грозило пребывание в затворничестве. Девочки, которых колдуньи забирали в ученичество, на долгие годы расставались с близкими, чтобы вести суровую жизнь в глухой обители. Когда посвященная в колдовство снова возвращалась в свои края, она уже не признавала родства по крови, как будто его заменяло родство по призванию. Мы могли потерять Каттею навсегда. Кемок был прав: в отсутствие наших родителей, кто мог встать между нашей сестрой и требованием Совета Владычиц?
С того часа над нашей жизнью нависла тень. Но угроза разлуки еще сильнее соединила нас. Мы угадывали мысли и чувства друг друга, хотя я уступал в этой способности Кемоку и Каттее. Какое-то время в нашей жизни ничего не менялось. Страх утрачивает свою остроту, если не усиливается новыми тревогами, и мы успокоились.
Мы не знали тогда, что мать позаботилась о нас, прежде чем покинуть Эсткарп. Она встретилась с Корисом и уговорила его поклясться на Топоре Вольта, — этом священном оружии, которое он извлек из истлевших рук того, кого предки считали если не богом, то уж во всяком случае не простым смертным, — поклясться в том, что он защитит нас от козней Мудрейших.
