Я был согласен с ним. Всегда нелишне знать, что тень от дерева — это просто тень от дерева, а не какой-нибудь неприятный сюрприз.
Мы поели мяса вперемежку с кислым виноградом и стали готовиться в путь. Каттея, прежде чем покинуть холм, пошла собирать травы, потом завязала их в узелок, который сделала из подола своего платья, укоротив его почти до колен.
Зеленый луч, хорошо видимый в сером небе, неодолимо манил нас к себе. Но мы продвигались вперед осторожно, прячась в тени кустов и деревьев. Рощица, наполненная щебетаньем птиц и шорохами снующих в ней зверьков, не вызывала никаких тревожных чувств. Выйдя из нее, мы снова оказались на открытом месте и нашим взорам открылась река — та, которую мы уже видели. На ее излучине высилась серая башня, похожая на те, какие строят в крепостях и замках Эсткарпа. Из окон бойниц на третьем и четвертом ярусах струился призрачный свет, но гораздо больше света излучала корона башни, в парапете которой зияли бреши — свидетельство ее обветшания.
Я глядел на башню и не испытывал никакого желания приблизиться к ней. Она не влекла к себе в отличие от вчерашнего каменного лабиринта, но наоборот казалась стражем, готовым покарать всякого, кто преступит некую невидимую черту.
Я заметил, что Каттея стоит с отрешенным лицом, и понял, что она пытается мысленно проникнуть за стены башни.
— Нет, мне не удается постичь ее суть, — сказала она, покачав головой. — Ну что ж, значит так тому и быть — незачем соваться, куда не следует. Есть силы не добрые, но и не злые. Они могут излечивать, а могут и калечить. Не стоит играть с огнем.
У меня было ощущение, что с башни за нами наблюдают, и я уговорил сестру и брата вернуться в рощу, чтобы под ее прикрытием, сделав небольшой крюк, выйти снова к реке ниже по течению.
Хотя с утра было пасмурно, дождь так и не начался. Мы шли лесом, придерживаясь реки. В лесу было сумрачно, однако мне удалось разглядеть свежие следы турачей. Эта большая птица хорошо бегает, но плохо летает. В Эсткарпе мясо турача всегда считалось изысканным блюдом. Зная, насколько эта птица осторожна, я решил поохотиться на нее в одиночку, пообещав сестре и брату не отвлекаться ни на что другое. Я сбросил с себя котомку, флягу и даже шлем, дабы он не выдавал меня позвякиванием кольчужного шарфа.
Птиц следовало искать у реки — они кормятся там в зарослях диких злаков. Высокий камыш позволил мне подкрасться к ним, но что-то их спугнуло.
Сломанные ветки, прошлогодний камыш и другой мусор, оставшийся от половодья, скопились на противоположном берегу и образовали запруду, наполовину перегородившую реку. Поверх этой путаницы из прутьев и тростника сновали какие-то черные зверьки, которых становилось все больше и больше, словно что-то привлекало их своим скрытым присутствием. Вдруг они начали спрыгивать в воду и поплыли к берегу, на котором затаился я.
