«Рорквал» вздрогнул, меняя курс. Ремни удержали нас в креслах. Пинкоски пошатнулся, держась за поручень.
Навстречу нам росли айсберги. Вершины их были плоскими, — значит, они совсем недавно оторвались от гигантского ледяного одеяла, покрывающего Антарктиду. Росла и расширялась черная вертикальная щель между двумя горами. Слишком медленно она расширялась. Клэр выжимала из турбин максимум возможного. «Рорквал» поднялся еще выше над водой. Волны били в днище, словно огромный молот, и в такт ударам стучали зубы. Пинкоски не замечал ничего.
Клэр нервничала. Да и я, грешным делом, дрожал от страха.
Она крикнула:
— Контакт через пятнадцать секунд!
— Не спускать глаз с дисплея, — бросил мне через плечо Пинкоски. — Не потеряйте след во время прохода. Будет трудновато.
В его устах эти слова звучали как приговор судьбы.
Айсберги стояли стеной от моря до неба, а проход между ними казался таким же тесным, как и прежде. Гром прокатывался над морем, когда со стен рушились, вздымая фонтаны воды, мерцающие темные глыбы. Брызги градом осыпали нашего капитана; бог знает, как ему удавалось держаться, хоть он и был в магнитных сапогах. Он стоял серой тенью на фоне ночи, неколебимый, как айсберг.
— Пять секунд, — раздался голос Клэр. — Держитесь!..
Мы ворвались в проход, и стены айсбергов казались белым туманом.
— Под нами вода, — сказала Клэр, — но возможны…
Тррр-ж-ж! Я думал, мир полетел в тартарары. Скрежет, с которым лед рвал металл, леденил душу. Прошло несколько секунд; я и открыл глаза.
Пинкоски исчез.
Я обалдело озирался. Айсберги были позади, катер покачивался на чистой воде. В ушах гремела тишина — турбины были выключены. Клэр суетилась возле пульта; у нее не было времени вытереть струйку крови, текущую по щеке. Снизу доносились странные скрипучие звуки, и я подумал, что катер погружается. Но я не решился тревожить Клэр своей догадкой.
— Черт бы побрал эту лужу! — раздалось сзади. Я оглянулся, и первое, что я увидел, были руки в черных перчатках, уцепившиеся за боковой леер. Пока я соображал, что к чему, Пинкоски вскарабкался на борт. С черного теплоскафандра ручьями стекала вода. Лицо капитана обвисло, покрылось морщинами, и я вдруг понял, что он стар.
Я бросился на помощь, но он уже стоял на ногах. На его лице было обычное угрюмое выражение.
— Господи, — пробормотал я, — как вас угораздило…
Оттолкнув меня, он спрыгнул в кокпит.
— Что, здорово нам досталось? — спросил он, глядя на экран.
