Медсестра что-то сказала. Я увидела справа кровать за ширмой. Это он? Нет. Мы прошли дальше. Пищали какие-то приборы. На следующей кровати лежал он. Множество аппаратуры. Аппарат искусственного дыхания, снабжавший воздухом его легкие. К обеим рукам подведены какие-то трубки. Мониторы подсоединены к груди и руке. Лицо у него было желтоватым от синяков, на лбу шишка с кулак, левый глаз — багровый, распухший.
Он лежал неподвижно. Без признаков жизни. Двигался только поршень в аппарате искусственного дыхания. Я поцеловала его в щеку.
— Здравствуй, любимый!
Из глаз катились слезы, но я улыбалась. Это была ужасная картина, но он был здесь, рядом. Дух этого человека, настоящего воина из детских книжек, спал… но был жив. Мне нужно было только ждать.
Медсестра села за стол, стоявший в ногах кровати Ричарда. Она записывала все: количество кислорода в крови, давление, пульс и наблюдения. Но в основном она просто сидела как ангел-хранитель — милая женщина с короткими светлыми волосами и добрым лицом. Меня ее присутствие тут же успокоило.
Я внимательно осмотрела Ричарда. Лицо у него было желто-зеленого оттенка, какой бывает по краям синяка. Я видела, как оно отекло, но ожидала худшего. Левый глаз выглядел ужасно, в ноздрях запеклась кровь, и все же он выглядел самим собой. Только я знала, что настоящий Ричард сейчас далеко. Это была лишь оболочка.
Я сидела и держала его бесчувственную руку. Эту руку можно было сжать, погладить, но отклика не было никакого. Он был там — и не там. Все это казалось так странно, так ужасно…
Аппараты напомнили мне о последних днях жизни моего отца. Раком он болел несколько лет. Последние три ночи и два дня мы с мамой по очереди дежурили у его постели. С нами была мамина сестра, тетя Бетти. Мы втроем сидели и смотрели, как он умирает. Моя сестра Бетти не могла этого вынести и в больницу не ходила. Они с отцом были очень близки, а у меня с ним до последнего времени были непростые отношения. Отцу становилось все труднее дышать. Мама с тетей Бетти переглянулись. Было одиннадцать вечера.
— Нет, Берт, только не сегодня! — всхлипнула мама. Это был день смерти моего брата Тима.
И он откликнулся. Сделал глубокий вдох и протянул до следующего вечера, когда наконец приехала моя сестра.
Услышав ее голос, отец, который уже несколько дней лежал без движения, приподнял голову, открыл глаза и улыбнулся всем нам по очереди. А потом уронил голову на подушку и умер. Обычно уголки рта у него были опущены вниз, но, когда он умер, на его лице застыло выражение, которого я никогда прежде не видела. Лицо его было радостным.
