И вот я лежал на снегу и думал о том, что не сумел поразить инструкторшу и сразу же стрелой промчаться по лыжне из-за той проклятой автокатастрофы. Я понимал, что бьюсь понапрасну, что у меня в мозгу что-то повредилось навсегда. Наверное, тот его участок, который отвечает за координацию. Или еще что. Стала намокать от снега флисовая куртка, которой меня снабдили специалисты-полярники, привезя нас сюда на предэкспедиционные тренировки. Где-то между полем, где я валялся, и аэропортом Страсбурга остальные ребята пили кофе на бензоколонке, разговаривали о доме. В то утро они улетали домой. Им незачем было учиться ходить на лыжах — на полюс они собирались ехать на грузовике. Этим холодным тоскливым австрийским утром они могли лететь домой. Я вспомнил Минди, детей, собак, наш дом. А еще — ту кошмарную катастрофу и боль, боль, боль…
Я, еще восьмилетний, прикидывал про себя, получится ли у меня полетать. Если трюк не удастся и я не рассчитаю скорость, скорее всего, полечу вверх тормашками. Я стиснул зубы и крепко взялся за руль. Народу собралось полно. И мне никак нельзя было выказывать свой страх.
Велосипед выглядел сногсшибательно. Я перекинул через раму два школьных ранца — они походили на сумки на мотоцикле. К заднему колесу я привязал кусок картона. Когда велосипед ехал, картонка билась о спицы и издавала такой треск, что я чувствовал себя не на велике, а на мотоцикле — я был калифорнийским полицейским, преследующим преступника. И страстно мечтал, чтобы собравшиеся поглазеть на мой подвиг соседские дети тоже увидели меня таким. Все они втайне надеялись, что мой прыжок закончится неудачей, что прольется кровь, а если повезет, то я заработаю открытый — такой, где видна кость, — перелом. Ходили слухи, что год назад именно такой перелом был у мальчишки, который свалился с забора на мощеную мостовую и сломал себе руку. Мы часто это обсуждали. Нам нравилось говорить о крови, пролитой в бою.
Мое трюкачество было способом заявить о себе. Я занимался этим, чтобы выжить. Если ты не вышел ростом и не можешь продемонстрировать физическую силу, научись отпускать шуточки. А если это не проходит, съезди сам себе по морде велосипедным насосом. Проходит на ура.
Умение ломать комедию очень помогает в жизни. К этому выводу я пришел еще лет в восемь. Я мастерски спотыкался и падал, мастерски имитировал обморок. Мне помогало то, что я был маленький и легкий — когда я летел с дерева, не вырабатывалось такого количества кинетической энергии, как в случае, если с дерева летели мои верзилы ровесники. Они непременно себе что-то ломали. А я, упав, весело подпрыгивал и смотрел, все ли видели мой очередной подвиг.
