Противоположная их стена «хоупфера» была почти полностью занята изображениями пурпурно-малинового Дамбала Ведо со множеством затейливых колец и завитков. Впереди Папаша Джо ритмично отбивал такт, едва раскачиваясь, на нескольких барабанах «рада». Он сидел чуть правее двери, через которую мы вошли — кстати, единственной. Среди ярких изображений сердец, фаллосов и крестов на нас загадочно глядели христианские святые.
Флаги, мачете, багровые сердца заполняли все свободное пространство стен, и как ко всему этому относились христианские святые, невозможно было прочесть на их напряженных лицах, заключенных в дешевые рамки для литографий, напоминавших окна в какой-то чужой мир из этого сюрреалистического окружения.
На небольшом алтаре теснились многочисленные бутылки со спиртным: бутылки, созданные из тыкв, священные сосуды для, пухов «лоа», талисманы, трубки, флаги, стереографии каких-то неизвестных людей, а среди всего прочего — пачка сигарет для Папаши Лагба.
Служба шла полным ходом, когда молодой «хоуязи» по имени Луис ввел нас.
Комната имела в длину около восьми метров и около пяти в ширину, высокий потолок и грязный пол.
Танцоры двигались около центрального столба замедленно, неестественно важно. Их черная плоть блестела в тусклом свете керосиновых ламп. Когда мы вошли в комнату, в ней стало темно.
Мамаша Джулия взяла меня за руку и улыбнулась. Она отвела меня почти к алтарю и сказала:
— Эзрум был добр.
Я кивнул.
— Ты нравишься ему, Номикос. Ты долго живешь, много путешествуешь, и ты возвращаешься.
— Всегда, — согласился я.
— Эти люди с тобой? — она движением своих темных глаз указала на моих спутников.
— Это друзья. Они не побеспокоят.
Она рассмеялась, услышав мои слова. Я тоже рассмеялся.
— Я буду держать их подальше от вас, если вы разрешите им остаться. Мы будем оставаться в тени у стен. Если же вы скажете, чтобы я увел их, мы уйдем. Вижу, что вы уже изрядно натанцевались и осушили немало бутылок.
— Оставайся. Приходи как-нибудь поболтать со мной днем.
— Обязательно приду.
Она ушла в круг танцоров. Мамаша Джулия была довольно крупной, хотя голос у нее был весьма тихий. Двигалась она, как огромная резиновая кукла, но без грации, ступая в такт с многочисленными звуками барабанов, отбиваемыми Папашей Джо.
Через некоторое время барабанный бой заставил все — мою голову, землю, воздух — закружиться. Я наблюдал за самими танцорами и следил за теми, кто смотрел на танцоров. Я выпил пол-литра рома, пытаясь не отстать от присутствующих, но угнаться за ними было тяжело. Миштиго продолжал потягивать коку прямо из бутылки, которую он принес с собой. Никто не заметил, что он синий: пока мы добрались сюда, стало уже довольно поздно, и я решил, что пусть будет что будет и пусть все идет своим чередом.
