Слово «калека» в моем представлении можно было отнести к другим людям, но никак не ко мне. Однако мне все чаще приходилось слышать, как меня называют калекой, и я в конце концов вынужден был признать, что подхожу под это определение. Но при этом я твердо верил, что, хотя другим людям такое состояние причиняет неудобства и огорчения, мне оно нипочем.
Ребенок-калека не понимает, какой помехой могут стать для него бездействующие ноги. Конечно, они часто причиняют неудобства, вызывают раздражение, но он убежден, что они никогда не помешают ему сделать то, что он захочет, или стать тем, кем он пожелает. Он начинает видеть в них помеху, лишь если ему говорят об этом.
Для детей нет никакой разницы между хромым и здоровым человеком. Они могут попросить мальчика на костылях сбегать по их поручению и ворчат, если он сделал это недостаточно быстро.
В детстве бездействующая, ставшая бесполезной нога не вызывает стыда; лишь когда научаешься разгадывать взгляды людей, не умеющих скрывать свои чувства, появляется желание избегать их общества. И — странная вещь — такие откровенно брезгливые взгляды исходят только от людей со слабым телом, всегда помнящих о собственной физической неполноценности. Сильные и здоровые люди не сторонятся калеки — его состояние слишком далеко от их собственного. Только те, кому грозит болезнь, содрогаются, видя ее у других.
О парализованной ноге, о скрюченной руке дети говорят свободно и без стеснения:
— Посмотри, какая чуднáя у Алана нога! Он может перекидывать ее через голову.
— Почему у тебя такая нога?
Мать мальчика, бесцеремонно заявившего: «Это Алан, мама, у него вся нога скрючена», — спешит в смущении оборвать его, не ведая о том, что перед ней два маленьких счастливца: ее сын, гордый тем, что может продемонстрировать нечто очень интересное, и Алан, которого радует, что он может таким образом развлечь окружающих.
Поврежденная рука или нога нередко повышает авторитет ее обладателя и ставит его порой в привилегированное положение.
Во время игры в цирк я соглашался брать на себя роль осла («потому что у тебя четыре ноги»), требовавшую умения брыкаться и лягаться. Я радовался, что у меня так хорошо получается, и гордился своими «четырьмя ногами».
Присущее детям чувство юмора не стеснено, как у взрослых, понятиями такта и хорошего тона. Дети часто смеялись, видя меня на костылях, а когда мне случалось падать, разражались веселыми возгласами. Я присоединялся к их веселью: мне тоже казалось, что упасть вместе с костылями смешно.
