К губам избиваемого блатаря подносилось лезвие ножа.
— Целуй нож!
Если «законный» вор соглашался и прикладывал губы к железу — он считался принятым в новую веру и навсегда терял всякие права в воровском мире, становясь «сукой» навеки… Всех, кто отказывался целовать нож, убивали.
Об обряде «целования ножа» вспоминают практически все арестанты ГУЛАГа, с которыми удалось беседовать о «сучьей войне». Любопытно, что работники мест лишения свободы, рассказывая об этом, обязательно ссылались только на свидетельства зэков, подчёркивая, что сами они никогда не видели такого обряда.
Некоторые арестанты тех лет вспоминают и другие подробности обряда. Например, писатель Анатолий Жигулин, «малолеткой» побывавший в ГУЛАГе, рассказывал, будто бы в лагере, где он отбывал наказание, вместо ножа целовали… половой член «главного суки»! Не подвергая сомнению это свидетельство, всё же оговоримся: если подобные «церемонии» и имели место, то лишь, в отдельных лагерях — как местная «самодеятельность», но не как осуществление общего «сучьего закона». Такое «целование», скорее всего, не переводило бывшего вора в разряд «сук», а делало изгоем, ничтожеством, «пидором». Ведь целование члена или даже невольное прикосновение к нему губами расценивается в уголовно-арестантском мире наравне с половым актом в качестве пассивного партнёра. (Причём порою даже необязательно дотрагиваться губами: фаллос могут положить жертве за ухо, и эта процедура тоже считается «опусканием», переводом арестанта в касту «неприкасаемых», отверженных, «обиженных». В настоящее время такой «обряд» сохранился ещё кое-где в воспитательных колониях для несовершеннолетних; тех, кто ему подвергся, называют «плотниками» — вероятно, из-за плотницкой привычки во время работы совать за ухо карандаш, чтобы он был под рукой при разметке).
Вадим Туманов, проведший пять лет на страшных штрафных «командировках» конца 40-х — начала 50-х годов, вспоминал о том, что в бухте Ванино на пересылке «трюмиловка» осуществлялась в присутствии высоких начальников и на глазах у этапов по несколько тысяч человек. Но здесь требовалось не поцеловать нож, а ударить в колокол (или в подвешенную рельсу — «цингу»). Дело в том, что удар в колокол или рельсу служил сигналом для зэков при выполнении каких-либо действий: развод, обед, съём и проч. Подать такой сигнал значило начать работу на «начальника».
Если «вор» отказывался ударить в колокол, его тут же, на глазах у гулаговских офицеров и арестантов, убивали. Правда, не особенно изощрённо: просто «запарывали» ножом. Эту процедуру осуществлял невысокий арестант из бывших «воров» — ванинский «сука» Ваня Фунт и его подручный Серёга Свист.
