Рассказы о его похождениях Стивенсону не раз доводилось слышать и позже, когда он, повзрослев, бывал в старом городе, в тавернах, пользующихся дурной репутацией, где его хорошо знали и называли не иначе как Бархатная Куртка. Для завсегдатаев кабаков и притонов мошенник Броди оставался и во времена Стивенсона кумиром, о котором слагали невероятные легенды. Словом, память о мистере Броди жила среди земляков Стивенсона, и его тень многие годы сопровождала писателя.
Еще в юности, четырнадцатилетним, свою первую пьесу он сочинил именно о жизни Уильяма Броди. Позже вместе с У. Хенли, своим другом, они написали пятиактную пьесу «Староста Броди, или Двойная жизнь», многие сцены которой были основаны на подлинных событиях. Так, например, эпизод, когда Броди пытается ограбить приехавшего к нему в гости жениха своей сестры, действительно произошел в жизни. Пьесу напечатали и даже поставили на сценах многих городов — Лондона, Монреаля, Нью-Йорка, Чикаго, но подлинного успеха она не имела. Когда Бернард Шоу посмотрел пьесу, он заявил, что это неправдоподобное произведение с «эфемерными сценами и характерами», правда, отметив, что о Броди тем не менее будут помнить долго.
Как видим, у Стивенсона были основания считать себя неудовлетворенным пьесой, написанной вместе с У. Хенли. Не потому ли, думал Стивенсон, их постигла неудача, что они воссоздали как бы внешний облик Броди, не отразив его внутреннюю двойственную сущность?
Но как показать это вечное соперничество противоположных натур в одном теле, это насильственное соединение двух чужеродных существ, эту непрерывную борьбу враждующих близнецов в истерзанной душе? Не внешнюю цепь событий жизни мистера Броди следует взять за основу, размышлял Стивенсон, а его двуединую сущность. И каким образом отразить ее в литературном произведении? Надо разъединить, как бы разъять на два существа его человеческое естество. Одно — само воплощение добра, порядочный, пользующийся безупречной репутацией человек; другое — бездушный и злобный, лицемерный, яростно ненавидящий людей, отвратительный не только внутренне, но и внешне, крайне несимпатичный, скорее даже уродливый, жаждущий лишь запретных развлечений и предосудительных удовольствий.
Разве не таков мистер Броди? И напрасно кое-кто пытался объяснить, а может быть, и оправдать его грехи (и прежде всего жажду обогащения) какими-то особенными причинами. «Были ли деньги для Броди главной целью воровства?» — спрашивала, например, вскоре после его смерти газета «Эдинбург ивнинг ко- рент». И отвечала: «По-видимому, в воровстве Броди больше привлекало искусство, нежели извлекаемая выгода». То есть его пытались представить этаким грабителем-артистом, получавшим удовольствие от участия в представлении, когда можно было показать ловкость рук, поболтать с ворами на их жаргоне и к тому же с чувством исполнить песенку из «Оперы нищего».
