После пирушки мы шли работать на Аудезейтс. Прогулка пешком – и щеки становились румяными, как яблоки.
В тот день нас уже поджидали двое постоянных клиентов.
– Привет, девочки! Как вы, однако, загорели на солнышке!
– Точнее, в солярии. Ну, парни, приступим?
Я начала с Роба, который зашел на часок. Он гордился своим мускулистым телом и всегда ждал от меня восхищения. Он принимал разные позы, как бодибилдер, а я была его восторженной публикой и должна была ахать и охать, до чего он красив, как хорошо сложен и как приятно на него смотреть. Это его дико возбуждало. В пиковый момент он мастурбировал, глядя в зеркало. Я тоже должна была смотреть. Эго Роба было огромным, как Луна. Но зато никому не причиняло вреда. Шикарный мужик и преданный клиент.
Я приводила комнату в порядок, когда вошла Мартина.
– Хорошо, что ты здесь, Лу. Я собираюсь сварить кофе и перевести дух. Ну ты и отработала сегодня!
– Ты тоже. У тебя дверь то закрывалась, то открывалась.
– Мое счастье. Я ж тут не для того, чтобы балду пинать. Счета и покупки никто не отменял.
– Это точно. Хорошо, когда мужчина понимает, каково приходится проститутке, и платит нормально.
– Такое нечасто встретишь. Почему-то все думают, что мы деньги лопатой гребем, не особо при этом утруждаясь. Забывают, что мы зарабатываем, раздвигая булки.
– А если нет денег, начинают злиться.
– Держи, Лу, вот тебе шоколадка на удачу.
– И то и другое всегда кстати, Тина.
– Пойду гляну, вдруг еще один податель благ сегодня попадется… О, смотри, вот к нам идет Йорис!
Ну вот, Йорис и Тина уединились в комнате, а мне достался быстрый трах с зашедшим на огонек типом. На сегодня хватит. Нас с Мартиной ждал горячий ужин.
Дома стряпня в котелке уже приготовилась. Дети успели поесть. Двое из них играли в карты с нашим отцом, остальные – кто смотрел телик, кто бегал на улице. Мы уселись на кухне за стол, мама расставила тарелки.
Я почти расправилась со своей порцией, когда кто-то принялся трезвонить в дверной звонок. Я услышала громкий детский плач. Моя старшая.
– Эта тетка ударила меня по щеке! – всхлипывала она.
Мы гурьбой скатились по лестнице. Впереди неслась наша мама.
На улице она сцепилась с грымзой-соседкой:
– Ты это сделала, старая кошелка, тупая курица? У тебя к нам какие претензии? Какое право ты имеешь поднимать руку на мою внучку? Пусть дети сами разбираются между собой, так всем лучше. Тебе какое дело? Ты почему настраиваешь против нас детей, вечно гадости им говоришь: «Твоя мать шлюха!»? А когда моя внучка встала на ее защиту и сказала: «Сама ты старая шлюха» – ты ее ударила, верно? Признайся, так это было? Ты ударила мою внучку?
