Вот взять такой пример. Есть в городе одна лавочка, куда он часто захаживал, потому что ему нравились выставленные прямо на тротуар корзины с овощами – комковатыми, бугорчатыми, с налипшей землей. Они напоминали о детстве: тогда выставляли на улицах такие же овощи, и в погребе у них дома они лежали. Но эти молодые люди, владельцы магазина, с длинными волосами, с индейскими повязками на головах, в полосатых комбинезонах, под которыми видно дырявое белье… (А разве это не маскарад? Да ни один фермер, будучи в здравом уме, даже самый бедный, не приедет в город в таком наряде.) И их протяжные ханжеские рассуждения о садоводстве, о правильном питании – все это раздражало так, что он перестал к ним ходить. Они слишком самодовольны. Хлеб пекли до них, репу сажали и собирали тоже до них. Все их фермерство – фальшь, и в каком-то смысле даже большая фальшь, чем супермаркеты.
– Мне кажется, то, чем они занимаются, не столько фальшиво, сколько скучно, – резонно заметил на это Юджин. – Они как первые христиане. Те тоже, должно быть, казались всем скучными людьми.
– Эти долго не протянут. Их предприятие быстро прогорит.
– Возможно. Однако кое-кому удавалось основать свою практическую жизнь на определенной философской доктрине, и даже с большим успехом. Гуттеритам, например. Или меннонитам.
– Ну, у них совсем другие мозги, – ответил мистер Лоухид.
Произнося это, он как бы видел себя со стороны: старый упрямый брюзга.
Юджин вышел наконец из транса. Встал, потянулся и спросил мистера Лоухида, не хочет ли тот чаю. Мистер Лоухид ответил согласием. Юджин воткнул вилку электрического чайника в розетку и прошел по комнате, прибирая и ставя на место вещи. У него всегда было очень чисто. Спал он на матрасе, брошенном прямо на пол, но стелил простыни, причем чистые: он их стирал в прачечной самообслуживания. Книги стояли на досках, положенных на кирпичи, или просто теснились на полу и на подоконнике. У него были сотни книг, и почти все в мягких обложках. Вошедшему в комнату прежде всего бросались в глаза именно книги. Мистер Лоухид часто пробегал глазами по их названиям, испытывая при этом некоторое благоговение и чувство собственной неполноценности. «От Хайдеггера к Канту». Нет, он, конечно, знал, кто такой Кант, но никогда его не читал, только прочел кое-что о нем в «Рассказах о философии». Должно быть, когда-то давно он знал и кто такой Хайдеггер, но теперь совсем забыл. Он ведь не учился в колледже. В его время, чтобы стать провизором, надо было только пройти практику в качестве ученика, что он и сделал в аптеке своего дяди. Правда, потом у него был в жизни период, когда он взялся за чтение серьезных книг. Но не таких серьезных, как эти. Он знал достаточно, чтобы узнавать фамилии авторов, и только. Майстер Экхарт. Симона Вайль. Тейяр де Шарден. Лорен Айзли. Почтенные имена. Блестящие. И Юджин не просто собирал книги, надеясь когда-нибудь их прочесть. Нет. Он действительно читал их. Одолел чуть ли не всё, что можно, по этим самым важным и трудоемким предметам. Философия. Религия. Мистика. Психология. Наука. Юджину было двадцать восемь лет, и можно смело утверждать, что двадцать из них он провел за чтением. У него были и дипломы. Он получал стипендии и премии. Но обо всем этом он отзывался с презрением или упоминал вскользь, таким тоном, словно извинялся за подобную чепуху. Он несколько раз ненадолго брался за преподавание, но постоянной работы у него, похоже, никогда не было. Некоторое время назад он пережил сильный нервный срыв, за которым последовал длительный кризис, и он до сих пор не до конца от него оправился – так считал сам Юджин. И в самом деле, он был похож на выздоравливающего, тщательно оберегающего себя от рецидива болезни. Делал все неторопливо, размеренно, даже в его плавных движениях, даже в его беззаботности ощущалась эта неторопливость. Свои шелковистые волосы Юджин стриг на манер средневекового мальчика-пажа, глаза у него были карие, сияющие, взгляд мягкий, – весь его облик был очень привлекательным. Еще он носил усики, но все равно выглядел моложе своих лет.
