Мы разбились на мелкие группы, надеясь, что если ночью появимся в деревне, чтобы выпросить кусок хлеба или несколько картофелин, не так обратим на себя внимание крестьян. Мы также считали, что чем группа меньше, тем легче скрыться в лесу.
Наша группа забралась в лесную делянку километрах в десяти от Николаевских хуторов. Почва была вязкой и сырой. Нас мучил голод. Днем мы утоляли голод клюквой, росшей на моховых болотах. Ночью — направлялись на поля, расположенные на опушке леса, недалеко от хуторов. На этих убранных полях мы еще могли найти кочан капусты и накопать за ночь корзинку картофеля. Мы пользовались правом брать бесхозное, как наши далекие предки в библейские времена пользовались правом подбирать на поле неубранные колосья и забытые плоды.
Из-за банд, охотившихся на беззащитных евреев, мы не каждую ночь отваживались выйти из леса. После ликвидации гетто немцы формировали банды из местных крестьян, вооруженных дубинками, топорами, кинжалами, охотничьими ружьями и пистолетами, для преследования спасшихся евреев. Во главе каждой банды стоял атаман. За каждого пойманного еврея бандиты получали от немцев пуд соли, литр керосина и два десятка коробков спичек.
Наша небольшая группа также подверглась нападению банды во главе с атаманом Данило. Атаман этот, маленького роста, с разбойничьими глазами, был прежде помощником лесника.
Это случилось в Судный день[11] 1942 года. Мы только что поднялись со своих «постелей» в кустах на голой земле и стали раскладывать костер, чтобы испечь по три картофелины на человека — наша трапеза перед постом. Вдруг послышался шорох приближающихся шагов, треск веток. Раздался выстрел. Мы разбежались. Я кинулся на лужайку, где стояло несколько стогов сена. За мною — дети. Их было восемь. Оттуда — в лесок, прижались к земле, стараясь быть ниже травы и тише воды.
Так пролежали мы целый день. Когда свечерело, мы вышли из леса. В окрестных хуторах светились пугавшие нас огоньки. А вдруг на этих хуторах бандиты Данило?
Дети изнемогали от усталости. Я их вывел на бугорок, на котором росло несколько елок. Дети сели, прислонясь к стволам, и тотчас уснули. Я сидел возле них со своим единственным оружием — суковатой палкой. До сих пор не могу забыть свое тогдашнее отчаяние. Я сидел с беззащитными детьми, сам беспомощный.
В тишине ночи я различил чуть слышные шаги. Какое-то непонятное предчувствие толкнуло меня пойти навстречу двум человеческим силуэтам, выделявшимся при свете луны. Это были Арон Кринюк и крестьянин в длинном кожухе. Я сказал Кринюку, что его дети бежали со мною и что они спят вот здесь на бугорке. Мы разбудили детей, и они обрадовались своему отцу. Кринюк нам рассказал, что его жену схватил Данило и что она расстреляна в Серниковском полицейском участке. Характерно для того времени то, что дети, узнав о гибели своей матери, не заплакали.
