И уж почти счастлив был Эвбулид, слыша сетования привратника, что еще один работник на полях умер от непосильного труда — пуховую подушку ему в Аид — и что всем им, домашним рабам, несказанно повезло: ведь скоро жатва, а за ней — вторая вспашка, которая, как известно, для лучшего выведения сорняков проводится в самый солнцепек. Тогда рабы — всем им по мягкой подушке — десятками и даже сотнями будут спускаться в Аид…
Так жил Эвбулид, страдая и тихо радуясь, изо дня в день выполняя ставшую для него привычной работу, и казалось, что так будет продолжаться всю его жизнь: ручей — кухня, кухня — ручей… обед на ходу и снова: пруд — поле, поле — пруд…
Беда пришла, по своему обыкновению, внезапно. Однажды к нему, возвращающемуся с ручья, подбежал привратник и закричал:
- Скорее, тебя вызывает управляющий!..
- Сейчас, — кивнул Эвбулид, — только воду донесу!
- Да ты что?! — опешил привратник, выбивая из рук Эвбулида кувшины. — Сам управляющий, сто медуз ему за шиворот!
Когда Эвбулид быстрыми шагами подходил к дому, навстречу выскочили два надсмотрщика.
- А ну, поторапливайся! Живей! Живей! — толкая в спину, они погнали его перед собой.
Эвбулид понял, что произошло что–то непоправимое.
И он не обманулся в своих предчувствиях. Сидевший за обеденным столиком в комнате, куда надсмотрщики втолкнули Эвбулида, управляющий поднял красные от постоянных попоек глаза и сощурил их на склонившегося в поклоне раба:
- Ага! Вот и он. Что это? — раздельно спросил он, доставая из гидрии за длинный хвост мышь и брезгливо бросая ее на стол.
Сидевшая рядом с Филагром молодая женщина с болезненным лицом — мать Публия — прижала ладонь ко рту. Публий с интересом поглядывал то на мокрую мышь, то на своего несостоявшегося грамматика.
- Ну? — побагровел Филагр. — Отвечай, со злым умыслом или случайно ты решил отравить сына нашего господина, его мать и меня — твоего управляющего?!
Понимая весь ужас своего положения, Эвбулид не в силах был отвести глаз от стола, уставленного жареным, вареным, тушеным мясом, запеченной рыбой, салатами, соусами, румяными пирожками.
Наконец, взгляд его остановился на злосчастной мыши, и он растерянно пробормотал:
- Не знаю… Может, она случайно попала в кувшин, когда я набирал воду.
- Я говорила ему, я предупреждала его: носи, миленький, воду из дальнего родника, там и вода слаще, и рабы в нем не купаются! Так нет же, этот ленивый Афиней решил носить из ближнего, а в нем столько грязи, столько грязи, вон — даже мыши попадаются!
