Песнь молодости | страница 40
— Хорошо, Сюй Нин, только не надо кричать. Ведь кругом отдыхают наши товарищи. Лучше побережем наши силы до Нанкина. Там нам предстоит серьезная борьба.
Не успел Ли Мэн-юй договорить это, как за стеной купе вдруг, словно набат, грянуло:
— Долой японский империализм!
— Да здравствует национальное освобождение Китая!
Перед рассветом трое юношей в маленьком купе были, наконец, сломлены усталостью и задремали. В ожесточенной борьбе со старым, реакционным руководством Студенческого союза и университетскими властями эти три новых вождя не спали трое суток. Сейчас усталость поборола их. Однако не успели Лу Цзя-чуань и Ло Да-фан как следует заснуть, как Ли Мэн-юй растолкал их:
— Эй, проснитесь, есть еще одно дело. Когда мы приедем в Нанкин, надо обратиться в штаб гарнизона с просьбой взять под защиту нашу демонстрацию. Согласны?
— Как это так? — удивленно воскликнул Ло Да-фан. — Мы собираемся провести демонстрацию против продажного правительства и хотим просить, чтобы это правительство «взяло нас под свою защиту»? Я что-то не пойму тебя.
Неторопливо и спокойно Ли Мэн-юй с легкой улыбкой объяснил:
— Действуй умом и силой, сочетай мягкость и твердость — такая у нас должна быть тактика.
— Верно! — Лу Цзя-чуань поднял лежащий на вагонной полке маленький бумажный флажок и взмахнул им, словно отгоняя от себя сон. — То, что сказал сейчас Ли Мэн-юй, еще один пример правильного понимания законов диалектики. Помнишь: все явления имеют свою отрицательную и положительную стороны, свои преимущества и свои недостатки.
Ло Да-фан ушел спать. Лу Цзя-чуань свернулся калачиком на узкой койке и тоже заснул. Один Ли Мэн-юй все еще сидел возле столика. Множество мыслей теснилось в его голове и не давало ему уснуть. Через некоторое время он встал и, заметив, что Лу Цзя-чуань съежился во сне от холода, снял с себя ватное пальто и осторожно прикрыл им товарища, а затем вышел из купе.
Перешагивая через тела, в беспорядке лежавшие на полу вагона, он подошел к двери. Голова шла кругом от множества забот, и, хотя было холодно, Ли Мэн-юй чувствовал необходимость освежиться. Прижавшись к полуоткрытой двери, он смотрел в широкую щель на пробегавшую мимо темно-серую равнину. Близился рассвет. Край неба уже посветлел, широкая равнина, словно просыпаясь, постепенно меняла свою окраску. Неизменными оставались лишь мрачно вздымающиеся далеко на горизонте горы да блеск нескольких звезд над головой.
«Скоро Цзинань!» Ли Мэн-юй глубоко вдохнул холодный воздух. Когда он услышал предрассветные крики далеких петухов и собачий лай, сердце его вдруг сильно забилось. Словно боясь, что проносящаяся перед ним равнина исчезнет навсегда, он жадно впивался взглядом в мелькавшие перед глазами и быстро исчезавшие кусты и светлые речки.