Окрестные крестьяне и дети с удивлением смотрели на грустную молодую девушку, одетую во все белое, которая с утра до вечера сидела на берегу моря.
Но однажды однообразие ее жизни у моря было нарушено. В один из вечеров, когда Дао-цзин задумчиво смотрела на поднимаемые приливом волны, она вдруг услышала за спиной голос:
— Пора бы вернуться, вас уже давно ждут. Ужин готов.
Дао-цзин обернулась и увидела молодого человека с темным, худощавым и улыбающимся лицом. Она видела его и раньше, когда он прохаживался неподалеку по песчаному берегу. Но ни разу они не заговаривали друг с другом.
Мгновение Дао-цзин смотрела на него большими глазами. Казалось, она не расслышала его слов.
— Я говорю, пора возвращаться ужинать! Надо беречь себя, ведь так и заболеть недолго, — ласково повторил молодой человек.
Он был коротко подстрижен, одет в коричневую студенческую форму, небольшие глаза светились живостью и умом. Таких людей редко встретишь в деревне, и Дао-цзин давно обратила на него внимание. Но сейчас, когда он так неожиданно заговорил с ней, она лишь ответила: «Спасибо», повернулась и ушла.
* * *
Сидеть на камне надоело. Дао-цзин спускалась к воде и прогуливалась по берегу. Она шла до пляжа, где купались дачники, проходила мимо огороженной глухой стеной дачи.
Как-то раз она снова набрела на серые рыбачьи палатки и иву за большим камнем. Дао-цзин сразу же вспомнила женщину с грудным ребенком. Не видя ее нигде, Дао-цзин обратилась к одному из рыбаков, сидевших рядом с палатками вокруг закипающего котла.
— Здесь была женщина, она чинила у вас сети — где она?
— Кто? — удивленно переспросил рыбак. — Здесь нет женщин. Кого ты ищешь?
Дао-цзин рассказала о своей встрече.
— А-а, вон ты о ком! — рыбак на минуту оторвал взгляд от котла. — Умерла она… бросилась в море. Смерть была для нее избавлением. Сколько перенесла в жизни, бедняга! Ребенка вот жаль: совсем крохотный был. Вместе с ним и утопилась… Совсем недавно…
Взволнованная, она шла по мягкому песчаному пляжу.
Ей вспомнилось худое, пожелтевшее лицо ее недавней собеседницы с ничего не выражающим взглядом, плачущий от голода ребенок. Потом их заслонил образ ее собственной матери, с растрепанными волосами, кричащей: «Верните мне ребенка!» У Дао-цзин ослабели ноги, сердце стучало тяжело и прерывисто, но она, собрав все свои силы, продолжала идти с единственным желанием поскорее вернуться домой и лечь в постель.
— Эй, белая курочка! Цып-цып-цып! — неожиданно услышала она насмешливый голос.
