Обнаров | страница 52



Обнаров зажмурился, точно от пощечины, перевел дух.

– Сильно… – только и сказал он.

Профессор Преображенский вернулся в аудиторию и мягко произнес:

– Тасенька, это к вам. Постарайтесь недолго.

Аудитория было зашумела, делясь предположениями, но не разделявший общего любопытства профессор грозно возвестил: «Тишину мне! Я продолжаю!» – и аудитория тут же послушно умолкла.

– Что случилось, Костенька?! – взволнованно спросила Тая. – На тебе лица нет.

– И что вместо? – съязвил Обнаров. – Хотя… Кажется, я догадываюсь.

– Ты похож на колючего ежа. Пожалуйста, убери колючки.

Он усмехнулся.

– Глупость какая…

– Ты за мной?

– Я по дороге в театр.

– Я так соскучилась! – радостно заулыбалась она и попыталась обнять.

– Не здесь! Все нежности потом! – жестко сказал Обнаров – Вот, держи, – он протянул ей новенький мобильный телефон. – Меня выводит из себя, что невозможно связаться с тобой!

– Мимоходом… На нежность нужно разрешение… Выводит из себя… – растерянно повторила она.

– Не перебивай меня. Молчи и слушай! – повысил голос Обнаров. – Это слайдер. Просто сдвинь вверх экран и снимется блокировка. Видишь?

Тая внимательно смотрела на него.

– Что ты на меня смотришь? На телефон смотри! Напряги мозги и запоминай. Десять раз повторять у меня времени нет! – в сердцах прикрикнул он. – Нажимаешь на цифру два, удерживаешь нажатой клавишу подольше, и автоматически пошел набор моего номера. Понятно? Чтобы ответить на звонок, просто нажми клавишу с зелененьким телефоном или сдвинь вверх экран. Поняла?

Она молчала. Сейчас этот жесткий, взвинченный человек ничем не напоминал ей того нежного и внимательного мужчину, с которым она провела прошедшую ночь. Невольно подумалось: «Может быть, права была бабушка, что им всем от нас только одно нужно?»

– О чем ты думаешь, черт возьми?! Взгляд тупой. Что за прострация? Соберись! – он тряхнул ее за плечо. – Тая!

– Мне нужно идти… – Тая сделала шаг прочь, потом вдруг резко обернулась, сунула ему в руки злополучный телефон. – Не нужно мне ничего! Я не хочу «мимоходом»! Я не хочу никого выводить из себя!! И разрешения мне на нежность не надо!!!


– Я не мог поступить иначе. Слишком много моих ребят здесь легло. Зачистка – всегда крайняя мера. Идет война. Война предполагает жестокость. Потому что есть враг. Этот враг стреляет. Стреляет в тебя, в твоего командира, в необстрелянного черпака, стреляет в твоего боевого товарища, брата по духу, с которым ты еще в первую чеченскую, который тебе спину прикрывал в мясорубке, где лег каждый второй! Война – это не игра, гражданин следователь, не кино. Это жестокость, грязь, пот и слезы. И если я замочил суку, что сожгла БТР с моими хлопцами, я поступил правильно. Именно так поступают с врагом на войне. Если б я мог уничтожить ублюдка еще раз, я бы сделал это, испытывая глубокое моральное удовлетворение. И мне плевать, сколько жен или детей у него осталось!