— Фуад-гардаш, школа уже готова, через месяц-другой сдадут. С осени начнутся занятия.
Фуад повернул голову, посмотрел из окна машины. Действительно, строительство трехэтажного здания за дощатым забором было почти завершено. Оставались лишь наружные отделочные работы.
Касум глубоко вздохнул, и Фуад понял: сейчас он опять заведет все тот же разговор. Сколько можно, господи! В конце концов, какое ему, Касуму, дело до всего этого?! У Фуада не было ни малейшего желания говорить на неприятную ему тему, уже сто, тысячу раз переговоренную, можно сказать изжеванную и пережеванную. Однако, кажется, Касум не был настроен словоохотливо. Странно, что это с ним сегодня? Мрачный какой-то.
«Что же все-таки я должен был спросить у него? Хоть убей, не помню».
Касум, решив, что первый его вздох не дошел до Фуада, вздохнул еще раз — более скорбно и, в конце концов не выдержав, сказал:
— Да накажет его аллах… — Помолчав немного, добавил: — Если у человека нога больше головы, что от него ждать? — Видя что Фуад не понимает, объяснил: — Клянусь вами, Фуад-гардаш, клянусь жизнью Гамбара, у этого типа размер шапки — сорок два, а обуви — сорок три.
Фуад рассмеялся. Все-таки иногда Касум говорил забавные вещи. Шутка удалась. Чтобы понять это, достаточно было представить себе Гафура Ахмедли — с его несоразмерно маленькой головкой (прямо-таки с кулачок) при тучном теле и высоком росте.
После того как Касум расстался с Шовкю, перед тем как попасть к Фуаду, он некоторое время работал водителем у Гафура Ахмедли, не поладил с ним, подал заявление и ушел. Всякий раз, когда разговор заходил об этом случае, он, как бы в подтверждение правильности своих действий, приводил слова брата Гамбара, якобы им перед этим сказанные: «Гамбар сказал мне: Касум, для нашего имени и фамилии, для нашего рода недостойно, чтобы ты был шофером у этого иуды, у этого подлеца…»
Когда Касум ушел от Ахмедли, Шовкю объяснил Фуаду сложившуюся ситуацию и посоветовал: «Возьми Касума к себе». Касум считал Гафура Ахмедли своим кровным врагом. И теперь, после того как ему стало известно, что Ахмедли плохо обошелся с отцом Фуада — Курбаном-киши, он стал, благодаря своей вражде с Гафуром Ахмедли, как бы еще роднее, ближе к их семье, на этот раз уже по линии отца Фуада. В глубине души Касум даже испытывал своего рода моральное удовлетворение, нечто похожее на чувство гордости: «Вот он каков — человек, обидевший меня! Смотрите, на кого он теперь поднял руку — на отца Фуада-гардаша, на свата Шовкю Джамаловича!»
