— Ну скорей, Филикс, дорогой мой, — сказала она, поторопив меня с поезда и громко захлопнув дверь вагона. — Ну и ну! Ты вырос. Скорее лягушка, чем головастик! Клянусь, ты такой же длинный, как Шиллинг. Пойдем в машину. Нам еще добрый час ехать.
В пути я открыл окно и почувствовал, как прохладный соленый ветер обжигал мне лицо. Тетя жила недалеко от моря. Она приходилась отцу сестрой. На самом деле ее звали Флоренс, но все называли ее Флорин. Поэтому она окрестила своего единственного сына, моего двоюродного брата, Шиллингом*.[*До того, как британскую денежную систему перевели на десятичный принцип, флорин был монетой достоинством в два шиллинга, а в одном фунте было 20 шиллингов. Как правило, слова «флорин» и «шиллинг» не употребляются в качестве имен.] Он был на три года старше меня и мечтал стать астрономом.
— Ты ни о чем не беспокойся, — сказала тетя. — Развлекайся. Совсем неплохо отдохнуть недельку от школы. У Шиллинга новый телескоп. Через него видны все кратеры на луне. А иногда, если наведешь его на море, можно увидеть китов-лоцманов. Мне становится страшно.
Мы уже подъехали к океану: плоскому, необозримому серому пространству, которое сливалось с небом. Создавалось ощущение, что ты стоишь на краю земли и, не отрываясь, смотришь в никуда.
— Ты не должен винить свою мать, — тихо сказала тетя Флорин. — Иногда… иногда нам кажется, что долгие годы мы живем счастливо, и ничто нам не грозит. Но на самом деле это не так. Мы счастливы только потому, что больше ничего не знаем. Потом… потом что-то происходит. В жизни приходится иногда рисковать.
Когда мы добрались до теткинского коттеджа, было уже темно.
Выйдя из машины, я почувствовал, что от воздуха у меня перехватило дыхание. В небе сиял миллион звезд, холодных и красивых. Вдали, сквозь темноту, раздавался шум прибоя.
Тетя Флорин провела меня в коттедж.
На кухне дядя Шон готовил ужин. Высокими худой, он как бы являлся вытянутой копией своей жены. Он обнял и усадил меня. На ужин была моя самая любимая еда: цыпленок, чесночный хлеб и ананас со сливками. Они относились ко мне с нежностью, пониманием, как будто я болел или скорбел о чем-то. Только после того, как мы поели, я спросил, где Шиллинг.
— Он на берегу у скал, — объяснил дядя. — Он взял туда телескоп. Говорит, что там лучше видны звезды. А тебя интересуют другие планеты, Филикс?
— Не знаю, — сказал я. — Наверное, нет.
Мы пили чай с печеньем.
Потом я начал зевать.
— Ну, пора на покой, — сказала тетя Флорин.
