– Татьяны Сергеевны нет, она будет только после четырех часов.
– А вы кто же? – удивленно осведомилась монахиня.
– Я – ее помощник! – ответила женщина с достоинством и спустила ноги с кровати. – Если вы что-то хотите сообщить Татьяне Сергеевне, я передам. Можете не сомневаться.
– Вот ведь незадача, – огорчилась монахиня. – Я хотела именно с ней поговорить… может быть, она вернется пораньше?
– Я же вам сказала, женщина, – в голосе больной зазвучало раздражение, – Татьяна Сергеевна будет только после четырех! В смысле – шестнадцати! Она сейчас на церемонии открытия нового детского сада. А о чем конкретно вы с ней хотели поговорить?
– О ее муже, Павле Васильевиче Комове.
Седая женщина вздрогнула как от удара.
Она снова бросилась на кровать, отвернулась к стене и втиснулась в угол, словно хотела исчезнуть, спрятаться, раствориться.
– Татьяна Сергеевна! Эй! – окликнула больную «монахиня». – Что с вами?
– Нет, меня нет… вам же сказали! – бормотала седая женщина.
Вдруг она скатилась с кровати на пол, села на корточки и уставилась на посетительницу снизу вверх.
– Это он? Он вас прислал? Значит, все? Он решил со мной расправиться?
Губы больной тряслись, щеки ввалились, лицо покрылось неровными пятнами лихорадочного румянца. В тускло-серых глазах плескался непереносимый страх.
– Не бойся, – проговорила «монахиня», приближаясь к смертельно напуганной женщине. – Я не от него…
– Не… не верю! – пробормотала Татьяна Сергеевна. – Это он… он вас прислал!
Она закрыла лицо ладонями, и вдруг узкие плечи судорожно затряслись от неудержимых рыданий.
– Я ведь сделала все как он велел… – прорвались сквозь рыдания слова. – Никому ничего… ни слова не сказала! Никому ни слова! Здесь хуже, чем в тюрьме, но я терплю… он обещал не убивать… обещал не трогать меня, если я буду молчать…
Высокая монахиня опустилась на колени рядом с больной, положила руки на ее вздрагивающие плечи и проговорила тихим, вкрадчивым голосом:
– Вы обещали ему молчать? А о чем молчать?
Татьяна Сергеевна вздрогнула, осторожно отвела одну руку от лица и уставилась на посетительницу одним округлившимся, внезапно высохшим глазом.
– Какая ты хитрая! – прошептала она и, не поднимаясь, на корточках отползла в сторону. – Какая хитрая! Я тебе расскажу, а он все узнает, и тогда…
Она погрозила «монахине» пальцем и хрипло рассмеялась:
– Хочешь меня перехитрить?
– Не бойся. – «Монахиня» уставилась на больную неподвижным ледяным взглядом, и в больничной палате внезапно стало холодно, как в январском лесу. – Не бойся, он ничего не узнает! Обещаю тебе, я ничего ему не расскажу!
