- Вы все еще здесь, - отмечаю я в попытке потянуть время. От этих пилюль я чувствую себя хреново.
Она улыбается.
- Да. Возьми таблетки, так ты поешь быстрее, чем еда успеет остыть.
Она смотрит, как я засыпаю их в рот и запиваю водой.
- Если будешь вести себя как надо, то завтра сможешь пойти ненадолго в комнату отдыха. Я знаю, тебе, должно быть, не терпится вырваться из этой палаты.
Что значит «вести себя как надо»? До сих пор не было ничего плохого.
Я ем ужин пластиковой вилкой, пока она смотрит на меня. Наверное, я действительно опасный преступник, раз должна быть под наблюдением во время обеда.
- Я бы предпочла уборную комнате отдыха, - заявляю я ей.
- Сперва поешь. Я вернусь и свожу тебя в туалет и душ.
Я чувствую себя, словно заключенный, а не пациент.
- Почему я здесь? - спрашиваю я.
- Ты не помнишь?
- Спрашивала бы я, если бы помнила? – огрызаюсь я.
Она щурит глаза, когда я вытираю рот.
- Завершай ужин, - произносит она холодно.
От происходящей ситуации я моментально начинаю сердиться. Она диктует каждую секунду моей жизни, будто это ее жизнь.
Я швыряю тарелку через комнату. Она разбивается о стену с телевизором. Повсюду разлетаются рис и кусочки сосиски.
Это было хорошо. От этого мне стало лучше, чем просто хорошо. Я почувствовала себя собой.
Затем я смеюсь. Откидываю голову назад и смеюсь. Это глубокий смех, злой.
Боже! Вот почему я здесь. Сумасшееедшая.
Вижу, как сжимаются ее челюсти. Я разозлила ее. Прекрасно. Встаю и бегу к осколку разбитой тарелки. Не знаю, что со мной происходит, но от этого мне хорошо. Мне становится лучше, когда я защищаюсь.
Она пытается схватить меня, но я выскальзываю из ее рук. Я хватаю острый кусок фарфора. В какой психиатрической больнице дают фарфоровые тарелки? Это бомба замедленного действия. Направляя в ее сторону осколок, я делаю шаг вперед.
- Скажи мне, что происходит.
Она не двигается. На самом деле, выглядит даже довольно спокойно.
Именно в этот момент, дверь позади меня, вероятно, открывается, потому что следующее, что я чувствую – укол в шею, и я падаю на землю.
Сайлас
Я останавливаюсь на обочине. И сильно сжимаю руль, стараясь успокоиться.
Все пропало. И я не знаю кто все забрал. Возможно, прямо сейчас кто-то читает наши письма. Они узнают все, что мы записали для себя, и в зависимости от того, кто это сделал, меня могут признать невменяемым.
Хватаю белый лист бумаги, который нахожу на заднем сидении автомобиля, и начинаю писать. Я злюсь из-за того, что не могу вспомнить даже часть из того, что было в записях, оставшихся в рюкзаке. Наши адреса, коды от шкафчиков, даты рождения, имена наших друзей и родных – я не помню ничего из этого. Записываю ту малую часть, которую все же смог отыскать в своей памяти.
