Я не ответил. Она подождала, пока я запью, и сполоснула чашку под краном. Вода рычала. Она села напротив.
— Заходил Джонсон. Этот ваш приятель.
— Я видел его на улице. Он вбил себе в голову, что вы почему-то его недолюбливаете. Правда странно?
— Он, по-моему, думал, что я вас где-нибудь прячу. Заявил, будто ему сказали, что вы здесь.
— Ему так и сказали. Давно он приходил?
— С час назад. Он, наверное, не в себе, а то с чего бы ему ждать столько времени. Разве не так? Не понимаю, зачем он вам.
— Он то же самое говорит про вас. Никак не может понять, почему я не ухожу отсюда.
Минуту она молчала, не зная, что сказать.
— Лучше бы вы завели приятелей одного с вами возраста, — ответила она наконец.
— Я завел.
— Пусть бы работал. Он еще не такой старый, чтобы не работать.
— Со мной заключили контракт.
Я сказал это без всякого выражения. Она удивленно повернулась ко мне. Как всегда поздно вечером, она выглядела усталой. Ее глаза, и всегда-то мутные, сейчас вообще исчезли. Пустые дыры.
— Хотите чаю? — спросила она.
— Вы не слышали, что я сказал?
— Слышала. Вы рады?
— Скажете сами, когда угадаете сколько.
— Я ничего в этом не понимаю… ваш Джонсон так волновался, будто дело шло о целых тысячах. Я его не слушала. Да оно и к лучшему.
— А ну его! Угадайте, сколько я стою.
— Не знаю. Я ничего не понимаю в регби.
— Я знаю, что не понимаете. Просто угадайте, сколько я, по-вашему, могу стоить. Сколько в меня вложено наличными?
— Мне, правда, трудно сказать. Будь моя воля, может быть, вам. пришлось бы еще приплачивать.
Я закинул голову за спинку кресла, чтобы мне было ее видно, и засмеялся.
— Шутите, — сказал я.
— Шучу.
— Я знал, что вы такая, если стащить с вас эту маску.
Она улыбнулась по-настоящему.
Я снова посмотрел на нее. Я никогда не замечал, какая она. Она не хотела, чтобы ее замечали. Вся ее жизнь, сколько я ее знал, только в том и состояла, чтобы сделаться как можно меньше и незаметней. Сжаться так, чтобы жизни уже не оставалось. В этом была ее цель. В точности противоположная моей. Это меня больше всего выводило из себя. Я хотел, чтобы настоящая миссис Хэммонд выпрыгнула наружу, как она почти выпрыгнула в эту минуту. Жизнь кинула ей столько плохих карт, что она больше не хотела иметь с ней дела. Она сдалась и сложила руки. Я ненавидел ее за это. За то, что она меня не видела, за то, что она не хотела видеть, что я могу ей помочь. Все было плохо. И я тоже. Все безразлично. И я тоже.
— Будете угадывать? — спросил я: мне хотелось ее поразить.
