- Чакай малко! - кому-то кричал вошедший в комнату Эмил.
- Эмил, как переводится "страхотна булка"? - спросила я Эмила.
- Это кому такой комплимент сделали? Саше? Что у него страхотна булка?
- Да как тебе сказать?..
- Это переводится, - размеренно проговорил с акцентом Эмил, сильно округляя "о", - "красивая молодая жена".
Одним словом, "красивая молодоженка". А! Кажется, лучше сказать: "только что вышедшая замуж", почти что еще невеста. Поняла? Ты ведь у нас только что замуж вышла.
Эмил собирался стать свидетелем нашего с Сашей брачного союза.
- Это твоей Любе сделали комплимент.
- Да?! Я рад! Любашечка, перчик ты мой! - поцеловал он свою "молодоженку".
- Не перчик, а персик! - закапризничала Любашечка. - Сколько раз я тебе буду повторять?
- Ну ладно, перчик, меня там зовут. Мне еще, знаешь, куда надо пендюрить?
- Ха-ха-ха! Эмил, ты где такие слова выучил?
- Это Любашечка моя говорит.
Он убежал.
- Ты знаешь, он так меня опозорил! Мы ехали в машине с его партнерами по бизнесу. Он ка-а-ак выругается по-русски. А партнеры русские, смеются, спрашивают, где он таких слов набрался.
А он им говорит, что это Любашечка научила. Представляешь, стыд какой? Можно подумать, что я только словами ненормативной лексики объясняюсь! Любаша была филологом. - Хорошее он трудно запоминает, а тут... Когда мог такое услышать?
Или подшутить решил?
- Да ладно, Любаша, зато ты у нас страхотна булка! А спасительные русские слова мы все употребляем, когда прижмет, это наши старинные воззвания к языческим богам. Ничего страшного.
Я вспомнила Сониху и поделилась с подругой текстом заговора на счастье в браке, которому меня выучила бабка. А позднее мы узнали, что у болгар есть даже имя Страхил. И означает оно совсем не то, что у нас, а совсем наоборот: привлекательный, симпатичный.
***
Мы шли вдоль моря, в направлении бывшей правительственной дачи Живкова. Вдруг на Сашу надвинулся огромный коричневый медведь. Это была необъятных размеров загорелая, как лесной орех, пожилая женщина. Она была в евином костюме и поигрывала своими огромными, будто мячи, грудями.
- Саш, тебя чуть титьками не задавили.
- Да...уж...
За "медведем" телепался "медведин муж". Маленький, плюгавенький, слюнявенький. Был он, как видно, белокож, но, повсюду следуя за титьками своей жены, совершенно сгорел от солнца, и был красный, как выползший из воды вареный рак. Он робко прикрывал свой, возможно, обгоревший пенчик.
К слову вспомнился смешной простодушный Матвей Федорович, которого я встретила в одной из командировок по деревням, когда работала в музее. В деревне все уже давно забыли, какое имя-отчество было у мужика. Для всех он был просто Мотей. В войну попал Мотя в плен к немцам. Работал у богатого крестьянина батраком. Мотю страшно поразили немецкие коровы. Он то и дело рассказывал, вернувшись в родную деревню:
