- Физики не ставят такой проблемы! - закричали физики.
- Таких физиков следовало бы исключить из внешнего мира, раз они не хотят изучать его во всех проявлениях, - улыбался своей неизменной голливудской улыбкой биолог. - Пускай наденут замки на свои рты, очки на свои глаза, и варятся в своем тесном физическом котле!
Очки были надеты на каждом члене нашего общества. И каждый варился в своем котле.
Бунтарские редкоименцы
"Молодой человек, абсолютно голый, с почти таким же выражением лица, удобно расположился на пергидролевой блондинке, чьи шлепанцы и прочие детали интимного туалета расставляли необходимые профессиональные акценты", - читала я описание картины с выставки.
- Девушка, а как вас зовут? - прервал меня мужской голос.
Это был военной выправки красавец. Он принес реферат, который изобразил для поступления в докторантуру.
- А нельзя вас сегодня в ресторан пригласить? А почему нет?
- Я замужем.
- Извините, я не хотел вас обидеть. Очень жаль.
Я спешила домой, чтобы напоить Адриана зельем от пьянства. Чудесное зелье бабка Сониха велела готовить из чернобыльника, который она мне даровала. Рвала она его на закате Солнца в день Ивана Купалы. Помогал от молнии, злых духов, от очарования и эпилепсии. Есть легенда о том, как в яму к змеям упала девочка, которая провела с ними всю зиму и получила от Царицы змей дар понимать язык трав, при условии не произносить слова "чернобыль". Девочка забыла наказ, произнесла это слово и тотчас лишилась своей чудесной способности. Вероятно, я не заметила, как произнесла это же слово, - и тоже лишилась способности помочь Адриану.
С ним случился самый настоящий Чернобыльский взрыв. Он был заражен вирусом алкоголизма, который время от времени активизировался. Врачи давно были бессильны. Рекламные обещаторы тем более. Пока я была для Адриана наркотиком более сильным, - он держался. Теперь смыслом его жизни все чаще становилась бутылка. Горько и обидно терять человека, которого я так долго искала, полюбила, полюбила сильно. А он изменил. С бутылкой. Мужчина-боль.
Мужчина-потеря.
Все чаще и чаще местом наших встреч становилась больница Ганнушкина. Чтобы не растворяться в океане своих разочарований, я занялась делом, проблемой имени, которой начала увлекаться еще в этнографическом музее. Сейчас меня интересовали имена в основном с точки зрения филологии, при этом самыми интересными были послереволюционные, потому что от крещения Руси до Октябрьской революции был длинный и скучный период канонических имен, даваемых людям по святцам. После революции развернулось такое имятворчество, которого не знает ни одна эпоха человечества.
