У парня все мигом исчезло, тем более что Дорогомилов устроил еще психотерапевтический концерт на гребне.
***
Я миновала Поляну Бабы-Яги с избушкой на курьих ножках, кривую, с провалившейся крышей, с растрескавшейся ступой под оконцем, и тропа музейного сада вывела меня к Огородному Театру.
Чучела ухмылялись из подсолнухов, одни из них танцевали вокруг стога сена. Тропа вела вверх на холм. С него низвергался поток, вращающий внизу скрипящее колесо Чертовой Мельницы. Картину довершило громовое дерево с Царь-дуплом, которое на ветру гудело, ему вторила эолова арфа из тонкой щепы, вращались флюгеры-трещотки. Это была Музыкальная рощица на берегу небольшого озерка.
Единый ритм пронизывал путаницу листьев, трав, цветов. Мне вспомнилась, почти послышалась, французская песенка про фею, которая сидела у воды и расчесывала свои золотые кудри золотым гребнем. Я последовала ее примеру, ибо "золотой"
гребень с надписью: "Подави в себе льва" мне подарил Дорогомилов. Не знаю, почему он решил, что мне необходимо подавлять в себе хищника, но агрессия и депрессия от расчесывания у меня, в самом деле, исчезали, ведь наши волосы - самые настоящие антенны и способны воспринимать заложенную в гребне информацию.
В той же французской песенке поется, что покой феи нарушил принц. Она обращается к нему примерно с такими словами: "Ты очень дерзок, парниша, а потому должен на мне жениться, иначе ты семь лет будешь сохнуть, а потом умрешь через три года".
И я не буду подавлять в себе льва, - лучше заставлю Адриана жениться, иначе... На волосы можно наколдовать такого! Моя бабушка Тала мне всегда наказывала: расческу никому не давай и волосы не разбрасывай, птицы гнездо совьют и ноги запутают. Чтобы поссорить супругов, злые ведьмы подкладывали им клок шерсти двух дерущихся кошек и собак. Я провела гребнем вдоль ветки дерева, - на нем появилось знамя Наташиной планеты с двуглавой кошкой на рыжем фоне и с бахромой в виде седых кудрей. Они напоминали кудри Адриана. Была сиреньсень.
Лирика неравного брака
Мрачное болото Водяного, окруженного темными елями и пихтами, заросшее лесными лилиями, место перерождения душ праведников, неожиданно закончилось у бугра, взобравшись на который, Тропа вывела меня к Дому Робинзона со столбом-календарем у входа и какими-то самодельными инструментами. От Пятницы остались одни следы на песке. Я вошла в ограду из кольев, на ней сушились козьи шкуры, уселась на край перевернутой вверх дном лодки, которую недавно закончили выдалбливать, и стала готовить лекцию о брачных обычаях и свадебных обрядах на Алтае.
