Местре не улыбнулся. Но среди учеников раздались смешки.
— Капоейру тоже было легко замаскировать под танец. Подумайте, после целого дня работы на плантации невольники находили силы для упражнений.
Я представил себе обычное поместье рабовладельца, как изображают его гравюры тех времен: белый просторный казагранде — господский дом на вершине одного из бесконечных бразильских холмов. У его подножия — сензалы — невольничьи бараки, крытые пальмовым листом. На веранде многочисленному семейству хозяина черные слуги в белых перчатках подают вечернюю чашку кофе. Прихлебывая, господа снисходительно наблюдают сверху, как верные рабы на пыльном пятачке перед бараками дают им представление — под звуки беримбау и реко-реко выделывают антраша и фуэте капоейры.
— Именно благодаря капоейре в киломбо не боялись «лесных капитанов», — торжественно сообщил мне местре Эпитасио и был по справедливости вознагражден изумленным: «Вот оно что!».
Местре действительно бросил свет на малоизвестные отношения известных персонажей бразильской истории.
Республика пальмовых рощ
Тропические, такие знакомые леса вокруг плантаций манили рабов, обещая им свободу. В глухих уголках сельвы, едва началась транспортировка негров через Атлантический океан, стали возникать «киломбо» — поселения беглых невольников. А вслед за тем в Бразилии появились и «лесные капитаны» — профессиональные охотники за двуногой дичью. Рабы стоили дорого. Это был в основном импортный товар, большая часть которого пропадала на пути к рынку. А средняя продолжительность жизни раба на плантации составляла семь лет. Зато его труд — благодаря баснословным ценам на сахар и хлопок в Гвропе — долгое время был куда как доходнее, чем даже работа английского ткача и немецкого механика. Таким образом, охота за беглыми неграми в непроходимой чаще сельвы оказалась выгоднее охоты за золотом и алмазами. Можно представить себе, что за порода людей — работорговцы! Но и среди них «лесные капитаны» выделялись, как роза среди цветов. Вот эти «капитаны» и испытали на своей шкуре, какова капоейра без этических ограничений, без музыки и рыцарской присяги.
— С помощью капоейры, — пояснил местре Эпитасио, — беглый раб, безоружный против вооруженного до зубов «капитана», слегка увеличивал свои шансы на жизнь и свободу.
Местре вскочил со скамейки.
— Ну-ка свяжи меня, — приказал он ученику и сам сложил руки за спиной. Парень не без опаски подошел и начал обматывать их шнурком, глядя не столько на руки учителя, сколько на его ноги. Черные, сухие и безволосые икры местре, торчавшие из белых штанин, подрагивали от нетерпения. И вдруг он нырнул, перевернувшись через голову, и ученик получил разящий удар пяткой в подбородок. Вернее, чуть не получил, так как успел отпрянуть, и подошва местре мелькнула у него перед самым носом. Вскочив, местре сразу же «добавил» врагу в солнечное сплетение другой ногой, и тот поднял руку.
