Приближалось время, когда на арену общественной жизни должно было выйти новое поколение революционных разночинцев, людей, поднявшихся из толщи народной, пробужденных к большой деятельности всем ходом исторического развития страны. Этому поколению суждено было подхватить знамя русского освободительного движения и одновременно занять командные высоты в литературе, науке, искусстве, во всех областях общественной и культурной жизни. Добролюбов явился одной из самых характерных фигур этого процесса, в его облике слились воедино и выразились с необычайной полнотой наиболее яркие и типичные черты передового деятеля 60-х годов — революционного демократа и просветителя.
* * *
Большая деятельность была впереди, а пока в далекой глуши, за сотни верст от Петербурга скромный провинциальный юноша набирался сил, готовясь к будущему поприщу. Огромную роль в его развитии сыграли традиции передовой русской мысли и наследие русской литературы.
Чтение было его первой страстью с детства. Чернышевский указывает, что к началу 1849 года мальчик уже «имел большой запас знаний, приобретенных неутомимым чтением всяких книг, попадавшихся ему в руки». При крайней скудости семинарского образования Добролюбов своим ранним развитием был обязан только собственному, самостоятельному труду.
Чтение его было лишено всякой системы; разумеется, им никто не руководил. Однако среди грубой жизни, чуждой умственных интересов, после семинарской схоластики, иссушающей душу и разум, книги были единственной отрадой для замкнутого, сосредоточенного в себе мальчика.
Он доставал их всюду: перечитав все, что можно было найти в библиотеке отца, он начал брать книги в семинарии, у родных, знакомых, у семинарских преподавателей и некоторых товарищей. Буквально десятки людей снабжали его книгами; среди них — упоминавшийся выше историк музыки А. Д. Улыбышев, редактор нижегородской газеты А. И. Щепотьев, живший в доме Добролюбовых, семья князя Трубецкого, жившая там же, нижегородский книгопродавец Н. Улитин, библиотека которого восхищала мальчика, и многие другие. Однажды ноябрьским вечером, возвратясь от Улитина домой, он присел к столу и быстро написал на клочке бумаги:
О, как бы желал я такую способность иметь,
Чтоб всю эту библиотеку мог в день прочитать.
О, как бы желал я огромную память иметь,
Чтобы все, что прочту я, всю жизнь не забыть.
О, как бы желал я такое богатство иметь,
Чтобы все эти книги себе мог купить.
О, как бы желал я иметь такой разум большой,
