Старшина снова замирает, поджидая товарища. Продолжая вслушиваться в ночь, бросает короткий взгляд на часы и удовлетворенно кивает головой. Стрелки уже отсчитали шестьдесят с лишком минут — до дзота немцев, вероятно, не больше ста шагов.
Рядом Смолин слышит дыхание Шведа. Старшина нащупывает голову Арона, шепчет в ухо:
— Блиндаж прямо перед нами. Мне сдается, вижу его. Полежим, посмотрим.
Они медленно спускаются на колени, потом прижимаются грудью к черной липкой жиже. Взводный даже не замечает, как вода затекает под гимнастерку и в сапоги. Ни на один миг нельзя ослабить, отключить от звуков ночи слух, и Смолину кажется: от этой взвинченности набухают уши.
Разведчики лежат, не шевелясь, минуту, десять, двадцать. В редких шорохах тьмы нет, пожалуй, ничего внезапного, они обычны и потому не страшны. Метрах в двухстах прозвучала короткая фраза; затем в болото донеслись глухие прерывистые удары — кто-то, надо полагать, вбивал колья в землю. Чуть позже с протяжным стоном упало подрубленное дерево. Звук падения дошел еле слышно: до немца-дровосека семьсот-восемьсот метров.
Смолин и Швед условились обо всем еще у себя на берегу. Теперь взводный сжимает руку товарища и отпускает ее. Арон попрочнее устраивается на тропе, достает из пачки, укрепленной на голове, гранату, вставляет запал. Разведчик будет ждать здесь старшину и заслонит его огнем, если случится перепалка.
В глубине немецкой обороны раздается выстрел, и над передним краем медленно взлетает ракета. Она вычерчивает в небе ленивую дугу, роняя капли белого, неживого огня.
Но вот — снова черно вокруг. Арон протягивает руку — пусто. Смолин уже растворился в темноте.
Впрочем, взводный отполз недалеко. Он опять лежит на тропе — весь внимание и слух. Текут секунды, складываясь в минуты. В вышине, освобожденный облаками, появляется месяц. Теперь — ни одного лишнего движения, ни одного звука.
Старшина еще на своей передовой обдумал, кажется, все, что должен делать в каждую секунду этих минут. Но сейчас ночью, рядом с немцем, дневные замыслы видятся ему ерундой, крючком без наживки, на который не польстится даже дурак.
Смолин старается отогнать сомнения, всячески ругает и корит себя за них. Немного успокоившись, еще раз обдумывает план с самого начала.
В дзот соваться нельзя. Перед ним могут быть мины. Если даже старшина благополучно обойдет их, можно наткнуться на сигнализацию и оказаться в мышеловке, из которой не вырвешься. Нет, врага надо во что бы то ни стало вытянуть сюда. Как?
