— Помнишь, значит… — рассмеялся старик.
— Да.
— Знаешь, мне кажется: жизнь сама придумала тебе службу сыщика. Вернешься домой — иди к Крестову.
— Выживу — пойду.
— Кстати, где он сейчас?
— Воюет.
— Значит, жив. Слава богу. А ты не ранен?
— Случалось.
— Тяжкая война.
— Тяжкая.
— Ты в партии, Саня?
— Да, три месяца. Но расскажите и вы что-нибудь о себе, Кузьма Дмитриевич.
— Что же тебе говорить? Работаю в обкоме партии.
И, отвечая на вопрос, добавил с грустью:
— Нет, один я по-прежнему… Ну, давай укладываться. Утром тебе рано вставать.
На рассвете, прощаясь со своим старым учителем, Смолин достал из кармана небольшой сверток.
— Не затруднит — передайте Ольге.
— Что это?
— Кубики из какао, немного печенья, сахар.
— Не глупи. Сам помогу. Я не съедаю свой паек.
— Спасибо. Но я хочу, чтоб она получила мой подарок.
— Ах, да, конечно… Прости… Передам.
Смолин выбрался из вагона, сел в машину, плотнее запахнулся в шинель. Но внезапно соскочил на землю, прижался щекой к щеке Морозова, попросил:
— Там, дома, поцелуйте за меня Ольгу, батя!
ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЬ НИЖЕ НУЛЯ
Низко над окопами, шипя и подвывая, пролетел снаряд. Недалеко в лесу раздался резкий визг, и куски рваной зазубренной стали пропороли воздух, мочаля скованные стужей стволы сосен.
Над глубокой неровной воронкой несколько секунд висело облако снега, смешанного с мерзлым песком, истолченным в мелкую пыль. Прошли две или три минуты, и облако осело, покрыв мертвенным, бело-серым налетом обнаженные корни деревьев.
Смолин окинул взглядом своих людей и, заметив, что новички втянули головы в плечи, сказал огорченно:
— Каждому снаряду кланяться — спину сломаешь, парни… Так на чем мы остановились?
— На морозе, лейтенант, — подсказал Намоконов.
Смолин еще не привык к своему новому званию, и ему постоянно казалось, что «лейтенант» — не он, и обращаются к кому-то другому.
Фронт есть фронт, и время на передовой течет не по законам мирного быта. Жизнь рядом со смертью, и события, громоздящиеся на события, уплотняют ее до предела. И очередные, и внеочередные воинские звания присваиваются людям быстро, значительно скорее, чем в спокойные годы труда и учений. Смолин сам представлял к новым чинам Намоконова, Горкина, Макара Кунаха. И все же приказ о его собственном офицерском звании был для него полной неожиданностью. Тем паче, что старшину произвели в лейтенанты, минуя звание «младший лейтенант».
Комдив 180-й Иван Ильич Миссан, человек далеко не разговорчивый, пожимая руку Смолину, только и сказал:
