— Сумеем быстро повидать их?
— Попробуем устроить.
Вагон подключили к телефонной линии фронта, и член Военного Совета приказал связать его с дивизией Миссана.
— Гостей примешь? — спросил он. — Ну, смотри, чтоб не сердились на вас гости-то.
Через час за делегатами примчались «виллисы» из Валдая.
— Дорожки тут! — покачивал головой старик, сотрясаясь на ухабах и гатях, перемолотых гусеницами, колесами, волокушами.
В полдень машина въехала в лес и остановилась возле блиндажа, занесенного снегом. Это оказался наблюдательный пункт комдива.
Где-то рядом ухали пушки, натужно ревели моторы.
Прямо из машины старик попал в объятия дивизионного начальства, выпил с ним по одной, «самой маленькой» и тут же попросил свести его с земляками.
— Тогда поехали прямо в полк, — сказал Миссан. — Ждут.
Через четверть часа они вошли в достаточно просторный блиндаж полкового штаба. Здесь все уже были предупреждены, и комполка кивнул адъютанту.
Он вышел и тотчас вернулся с группой бойцов.
Невысокий русоволосый старшина вскинул ладонь к шапке.
— Командир взвода разведки Смолин.
Услышав фамилию, гость прищурил глаза, всматриваясь в старшину, и побледнел. Тихо подошел к фронтовику и сказал почти неслышно:
— Партийный работник Кузьма Морозов.
Они стояли друг против друга, боясь ошибиться и потерять свою нечаянную радость. И только поняв, что ошибки нет, обнялись, и землянка наполнилась их восклицаниями и звуками неловких мужских поцелуев.
Уральцы еле-еле успели условиться о встрече вечером, и гостя потащили на митинг, затем на передовую. Он легким быстрым шагом обходил землянки, спускался в окопы стрелков и даже полчаса пролежал в укрытии снайпера Санжеева, знаменитого на весь фронт.
— Ударить бы разок из твоей оптики… — шепнул он буряту. — Руки чешутся.
— Не положено, — отказал снайпер.
— Гм, «не положено»! — усмехнулся старик. — Мне это полагалось еще тогда, когда ты на палке верхом ездил.
И весело подмигнул солдату.
На огневых позициях артиллерии комбатр, огромный рябой детина, увидев гостей, закричал так, что с веток посыпался снег:
— По фашистам, в честь челябинцев — ба-атарея, — огонь!
И пушки разом рявкнули, а у Морозова долго звенело в ушах и перед глазами мелькали оранжевые спирали. Придя в себя, старик спросил:
— А куда «огонь!», братец? В чистое поле? А?
Комбатр усмехнулся.
— Добро зазря не переводим, батя. Загодя репера? пристреляли. К приезду дорогих гостей.
— Ну, коли так, спасибо.
— Не стоит благодарности. Для себя стараемся.
