Горячий денек выдался для Волжина, Самарина, Перепелицы и других снайперов! Они потеряли счет своим выстрелам и уничтожаемым фашистам.
Предвидя, что дело будет жаркое, командир полка приказал выдать пяти лучшим снайперам по второй винтовке и приставить к ним помощников из числа наиболее расторопных солдат. Добавочные винтовки были выданы заранее, так что снайперы успели проверить и пристрелять их.
Во время вражеской атаки снайперы могли не тратить ни секунды драгоценного времени на перезаряжание. Опорожнив магазин одной винтовки, снайпер, не оборачиваясь, брал другую, которую подавал ему помощник.
Винтовки в руках Волжина накалялись и не успевали остыть. Волжину дали в помощники молодца, за которым не было задержки. Он считал выстрелы снайпера, и когда тот выпускал последнюю пулю обоймы, почти выхватывал у него из рук винтовку и подавал взамен другую, заряженную. Молодой солдат весь взмок от усердия. По красному лицу его струился пот, а в глазах сиял восторг. Он был горд, что работает «на пару» с лучшим снайпером полка.
Целей перед Волжиным появлялось очень много, и надо было выбирать более важные.
«Вон тот с пистолетом в руке — офицер!» — думал Волжин, и пуля его не отставала от мысли.
Офицер роняет пистолет и падает, а снайпер уже забыл о нем: смотрит на другую цель. Высокий здоровенный солдат вырвался вперед. Глаза его дико выпучены, рот разинут. На шее болтается автомат, который кажется игрушечным. В правой руке — длинная граната, похожая на городошную палку. Еще несколько шагов — и он сможет забросить гранату в траншею.
«Врешь! — шепчет Волжин и стреляет гитлеровцу прямо в рот, жадно хватающий воздух. Немец исчезает из поля зрения прицела, с ним кончено. Волжин видит уже новую цель: ожил притворявшийся мертвым гитлеровец. Волжин стреляет ему в голову — притворяться больше немцу не придется.
Несмотря на огонь вражеских минометов, в траншее все спокойно делали свое дело. Справа и слева от Волжина вразнобой хлопали винтовки, поодаль уверенными, короткими очередями бил пулемет. Никто не произносил ни слова, все сосредоточенно молчали. Даже когда солдата ранило осколком мины, он не стонал, и если силы не покидали его, оставался у своей бойницы. К раненым подбегали санитары. Волжин ничего этого не видел — он смотрел только в свою прицельную трубку. Как сквозь сон, услышал он где-то близко очень знакомый голос, произнесший странные слова: «Кажись, не опоздал!» Волжин не обратил внимания на голос — был слишком занят своим делом. Он только что взял из рук «заряжающего» сменную винтовку и соображал, в кого выстрелить прежде; в толстого фашиста или в тонкого — оба они бежали рядом, голова в голову. У соседней бойницы послышался непонятный спор в два голоса:
