— Значит, и ты попался? — спросил Волжин.
— А то кто же?
Волжин невольно рассмеялся.
— Р-разрешите доложить! Снайпер Волжин сделал два точных выстрела по консервной баночке, надетой на штык. Баночка получила две пробоины…
Но Пересветов не расположен был к шуткам. Он сказал мрачно:
— Вот оно что! И у тебя дела не лучше. Значит, оба опростоволосились. Да еще как! Засмеют нас ребята.
— Безусловно, засмеют! — согласился Волжин. — Да и следует. Такими олухами оказались! Мне вот плечо и ногу поцарапало.
— А мне руку!
— Ну, тогда пошли к Марусе! Она перевяжет. И смеяться не станет. Она такая скромная, серьезная. Зайдем к Марусе, а потом уж — к командиру явимся.
Санинструктор Маруся осмотрела раны, перевязала по всем правилам и объявила:
— Ступайте оба в санчасть. Может, вас в госпиталь направят.
— Что ты, Марусенька? Чего мы не видали в санчасти? — умоляюще заговорил Волжин. — Это же царапины! Ты сама видишь: царапины. Разреши нам остаться в строю!
Упрашивая Марусю, Волжин смотрел на нее обвораживающим взглядом своих голубых глаз, которые — он знал — нравились девушкам. И даже Пересветов сменил свой обычный, несколько суровый взгляд на умильно-ласковый.
Девушка подумала, отчего-то вздохнула и сказала:
— Ладно уж! Будете ходить ко мне на перевязку. Завтра же придете. А не придете — доложу кому следует.
— Придем, Марусенька! Обязательно придем! — обрадовался Волжин.
— Лучшего доктора нам и не надо, — пробасил Пересветов.
Недальний путь от землянки санинструктора до своей они прошли молча. Подходя к землянке, Пересветов уныло сказал:
— Засмеют нас ребята.
И Волжин согласился уже без прежней веселости:
— Засмеют!
Оба они ошибались. Никто не стал смеяться даже после того, как они сами, со всеми подробностями, не щадя себя, рассказали о своей неудаче. Все понимали, какое трудное и опасное у них дело. Каждый старался сказать что-нибудь ободряющее. Один говорил: «Бывает и на старуху проруха»; другой — «Первый блин комом — не беда»; третий вспоминал о какой-нибудь собственной неудаче.
У снайперов стало тепло на сердце. «Хорошие ребята у нас! — думал Волжин. — С такими воевать можно. Всегда поддержат!»
А капитан Ивлев сказал:
— Так. Неудачно получилось. Но огорчаться не следует. Могло быть и хуже. Действовать впредь будете не в одиночку, а парой. Один ум хорошо, два — лучше.
О своих царапинах снайперы умолчали.
В течение двух недель — сначала через день, потом все реже — они ходили на перевязку к Марусе, и та лечила их, как заправский хирург, не жалея реванола и бинтов. Через две недели девушка, почему-то опять вздохнув, объявила, что повязки можно снять совсем.
