Внезапно одна из них встала и сделала шаг вперед.
— Кларенс…
Увидев ее, он весь подобрался и опустил оружие. Он смотрел на нее странным, пристыженным и одновременно вызывающим взглядом.
— Эвиан…
— Оставь в покое Арни, Кларенс. Нам надо поговорить, — сказала Эвиан и повернулась к своим спутникам: — Подождите здесь.
За минуту до этого она велела Дункану, что бы ни случилось, сидеть тихо, и теперь он не двигался, вцепившись в руку Эрика, и лишь провожал свою мать встревоженным взглядом. А еще Эвиан успела снять с пальца кольцо, надетое ее женихом Джастином, на встречу с которым она ехала, и сунуть его в ладонь Надин.
Когда она пошла по проходу, Надин заломила руки. Арни стиснул зубы. Он тоже не знал, что предпринять.
— Я пойду за ними!
— Нет! Он тебя убьет! — в отчаянии произнесла Надин.
В конце вагона Эвиан повернулась, посылая им предупреждающий жест, и они не решились тронуться с места.
Подобрав юбки, молодая женщина спрыгнула в высокую траву. Возле состава царила суета. Бандиты волокли какие-то мешки; из соседнего вагона вывели мужчину в цилиндре и дорогом пальто — в сумерках его лицо казалось белым, как кость.
Вдали чернела стена леса, а вблизи виднелось одноэтажное деревянное здание станции.
— Мы можем войти туда? Там кто-нибудь есть? — спросила Эвиан и, не дожидаясь ответа, поднялась на крыльцо и открыла дверь.
В одной из двух комнат, привалившись к стене, сидели связанные телеграфист и смотритель станции. Второй — с раной на лбу, очевидно, нанесенной рукояткой револьвера.
Другая комната была пуста, и Эвиан прошла в нее. Кларенс шагнул следом.
Мутное окно, деревянный стол, какие-то инструменты, полки с пыльными папками. С улицы доносились крики, ржание лошадей, один раз раздался гудок паровоза, но эти двое, мужчина и женщина, словно попали в другой мир.
Оба, казалось перестали дышать. Они стояли в двух шагах друг от друга, но их разделяло нечто намного большее, чем это крохотное пространство.
Он заметил, что на ее лбу прорезалась морщинка. Она — что на его лице, от глаза к уху, змеится белая молния шрама.
Кларенс Хейвуд молчал. Он не мог сказать Эвиан, что его жизнь на поверку не оправдала никаких ожиданий. Что его судьба давно лежит в осколках, которые он не чает собрать. И он отчаянно старался, чтобы Эвиан не прочла по его глазам, что ему стыдно перед ней за то, что ей довелось увидеть, кем он стал, чтобы она не разглядела его опустошенность и досаду.
Эвиан сняла шляпку, положила ее на стол и провела ладонью по лбу. Потом сказала:
