Сорок 2 дня | страница 17



— Спасибо, Лана.

Я нахожусь в джунглях и делаю шаг по потрескавшемуся бетону. Задумчиво ударяю банку из-под колы, появившуюся на моем пути, откатывающуюся в сторону. Я смотрю вверх на второй этаж уродливой серой многоквартирной башни и вижу Билли, стоящую на длинном балконе у нашей двери. Она курит, опираясь на металлические перила. Одна ее босая нога стоит на металлической планке. Ее волосы больше не белые, а огненно-рыжие. Она поменяла цвет и стиль на прошлой неделе, когда рассталась с Летицией. Теперь с одной стороны у нее очень-очень короткие волосы, а с другой — длиннее. Она, должно быть, только что вылезла из ванны, ее волосы все еще мокрые и зачесаны назад, она еще не видит меня.

Я бегу вверх по зловонной лестнице и шагаю на наш этаж. Она смотрит созерцательным взглядом, потом замечает меня. Я перешагиваю через разбросанные игрушки, трехколесный велосипед, пластиковые ведра и лопаты, и, наконец, предстою перед ней.

И широко улыбаюсь. Она тушит свою сигарету о металлические перилла. Я выуживаю бутылку водки. Ее лицо расплывается в широкой улыбке. Ее улыбка естественная, у меня же нет.

Она забирает бутылку.

— На самом деле?

— По-настоящему, — говорю я.

Она ставит бутылку на бетонный пол, хватает меня за бедра и поднимает вверх, громко смеясь. Ее радость настолько заразительна, что я начинаю смеяться тоже.

— Поставь меня на место, прежде чем уронишь меня через балкон!

Вместо того, чтобы поставить меня обратно вниз, она кружится со мной, переносит через порог, пинает ногой дверь, чтобы закрылась, словно мужчина, и ставит меня на обеденный стол.

— Ты. Блять. Гений, — говорит она, затем выражение ее лица резкое меняется. — Ох, черт, — ругается она и делает рывок в другую сторону.

— Ой ты, — слышу я ее крик, и она несется на балкон и возвращается с бутылкой в руках. — Дотронешься до этой бутылки, и ты покойник.

Я соскальзываю со стола.

— Как вы провели время с Сорабом?

— Как всегда, ты же знаешь, есть, срать, спать, повторите, — говорит она, и бухает бутылку на стол.

— Дай я быстро взгляну на него, — говорю я, и иду в свою спальню. Я стою перед его кроваткой и на моем сердце тяжелая грусть. У него нет никого, кроме меня. Он никогда не будет знать своего отца. Я отказала ему в его отце и жизни, полной невообразимого богатства. Я затолкнула в себя подальше это чувство вины. Не сейчас. Еще не время. На мгновение я вспоминаю, как Блейк в полном одиночестве стоял в толпе. Все, мы заключены в полном одиночестве в ловушку в нашу собственную версию ада. Я осторожно провожу пальцем по его спящей ручке и выхожу из комнаты.