Роберт заметил, как по пальто Кудряшко растекается темное пятно. Неплохо. Значит, клиент созрел.
— Полгода назад, в Казани, — мрачно произнес Влад, — или скажешь, что не было такого?
Гера попытался вдохнуть поглубже, но нога Роберта не позволила ему это сделать и тогда он, издав надрывный хрип, разрыдался:
— Инста — а-а… — доносилось сквозь слезы, — …а — а-а — ллля — а-ци — й-я
— Я тебе сейчас покажу инсталляцию, ишак неверный! — Гордеев замахнулся мачете и полоснул им по дощатому настилу в каком‑то сантиметре от уха Кудряшко. Во все стороны полетели щепки.
— А — а-а! Не надо больше, пожалуйста, не надо, пожалуйста, не надо… — запричитал Гера. Щеки его были мокры, губы дрожали, а глаза истово молили о пощаде.
— Пожалуйста, не надо, пожалуйста, не надо, пожалуйста, не надо…
Роберт учуял неприятный запашок.
«Он еще и обгадился. Значит, успех закреплен», — звеньевой, мысленно попридержав голема, рвущегося наружу, поднял кулак и поднес его к носу Кудряшко.
— Видишь три «К», — сказал страж, — видишь?
— Пожалуйста, не надо…
Роберт несильно ударил по щеке Геру, и его ладонь вновь сжалась в кулак:
— Заткнись и смотри сюда! Видишь тройное «К»?
Притихшая жертва поспешно кивнула.
— Это я специально по — русски татуировку сделал, чтобы такие псы как ты понимали, — Гордеев легонько ткнул кулаком в нос Кудряшко, — Знаешь, что она обозначает? Кяфирам — кровавая казнь. Кяфир — это неверный, неверный — это ты. Значит…
— Пожалуйста не надо! — вновь запричитал Гера, и тут же получил хлесткий удар по щеке.
— Я сказал, заткнись, когда с тобой правоверный разговаривает! — Роберт приставил мачете к горлу несчастного. — Кяфир должен быть казнен. Но Аллах милостив и милосерден, и вступивших на праведный путь ожидает прощение. Покаявшимся уготована лучшая доля. И волею Всевышнего тебе предоставляется выбор: ислам или смерть.
— Что? — удивился, вытаращив глаза, Гера. — Что? Как — ко — ко — ко — й выбор?
— Ислам ты должен принять, — встрял в разговор Марик, — чего тебе не понятно, петушара?!
— Ко — кхо — кхо — кхорошо, — спешно закивал Гера, — хорошо, я… я… я буду, — в глазах жертвы Роберт заметил проблески надежды.
Это самое оно: надавить на подопытного, ввергнуть его в беспросветный ад боли, страха и унижения, заставить поверить, что так будет вечно, а потом поманить огоньком спасения. И ради этого лучика человек готов на все, на любую подлость, даже на предательство самого себя. А уж для таких как Гера предательство — это стиль жизни.
