— Да, — коротко ответил Тимур.
Некоторое время всадники ехали молча. Затем Тимур спросил:
— Скажите, господин, правда, что вы умеете стрелять из пушки?
— Из пушки? — удивился неожиданному обороту разговора Гунбин. — Кто это тебе сказал?
— Джигиты наши между собой говорили.
— Прапорщик горно-егерского имени наследника цесаревича полка должен хорошо знать винтовку, пулемет и все виды горных орудий, — снисходительно объяснил Гунбин и хвастливо добавил: — А я был на хорошем счету у командира полка лейб-гвардии полковника Зудина.
— Какой вы счастливый, — простодушно проговорил Тимур. — Из чего захотите, из того и стрелять можете. Я вот кроме как из винтовки ни из чего не умею.
— Ничего, — покровительственно потрепал Гунбин Тимура по плечу: — Держась поближе ко мне, многому научишься.
— Спасибо, господин, — поблагодарил Тимур.
Сильный порыв пронизывающего ветра заставил Гунбина плотнее завернуться в теплый халат.
— О, черт, — сердив проворчал он. — Дунуло как из погреба.
— Наверное, лес впереди, — высказал предположение Тимур.
— Собрать кошмы! Десять человек с кошмами в голову колонны!.. — донеслась зычная команда Мадумара.
— Кошмы? — удивился Гунбин. — Зачем кошмы?
— Скользко. Снег, лед, — объяснил Тимур, — кошмы под ноги лошадям стелить будем. Иначе не пройдем.
8. Шакалы сбиваются в стаю
В укрытой среди гор маленькой долине за перевалом горело несколько костров. Около костров расположились лагерем с полсотни басмачей.
К натянутой между двумя кольями веревке были привязаны расседланные лошади. Они аппетитно хрумкали ячменем, насыпанным перед каждой из них на потнике или попоне. Около лошадей дежурил басмач в рваном халате, но при шашке, привешенной через плечо на куске волосяной веревки.
Несколько в стороне от лагеря, под присмотром старика в таком же рваном халате, паслось стадо баранов голов в семьдесят. Неподалеку от стада сидели арестованные дехкане. Было их человек сто.
В середине лагеря, на пригорке, около векового карагача, на разостланном ковре, опираясь спиной о ствол дерева и одновременно облокотившись на мягкое, богато отделанное седло, сидел Истамбек. Это был мужчина лет пятидесяти пяти с небольшим скуластым лицом киргиза. Одетый в гладкий темно-коричневый халат, перетянутый в поясе широким ремнем, он, довольно посапывая, отдыхал после обильного обеда. На ковре перед Истамбеком стоял большой жестяной поднос с остатками жареного мяса и валялось несколько пустых водочных бутылок. По краям ковра сидели участники недавней трапезы, собеседники Истамбека — мулла Мадраим и четверо баев из близлежащих кишлаков.
