— Сашенька, прости! Я люблю тебя! Извини. Куда летим?
— На запад, Настя, потом на юг. Потом на восток, а затем на север.
— Что требуется от меня?
— Все, как обычно: счисление и точка в любой момент времени. И понимание того, что это все очень, я бы даже усилила это, как: очень — очень серьезно. Все шутки кончились после взлета. Но, мы должны, нет, мы обязаны приземлиться. Кстати, ты справа сможешь пролезть в кабину, если со мной что‑либо случится. Мы обязаны сесть в расположении своих войск. Уничтожай задание.
— Там ничего нет: в точности выполнять распоряжение командира. Допуск: 001.
— Знаешь, что это?
— Нет.
— Ну, вспоминай, про особый отдел, у Вас в училище должно было это быть.
— Нет. Не помню. Я тогда кучу нарядов вне очереди схлопотала.
— Совершенно секретно, форма допуска номер два.
— Поняла! Ты меня всегда радуешь!
— Все, не болтать и постарайся экономить кислород. Задерживай дыхание. Экипаж! Включиться к СКУ!
— Сашенька!
— Отставить! Команду слышали!?
— Есть, товарищ капитан.
Холодно! Очень холодно! Термостабилизированных и высотно — компенсирующих костюмов еще не придумали. Под Харьковом увидели огни колонны, и сбросили САБ-50 с замедлением 100 секунд, затем включили фотоаппарат. С этой минуты противнику известно, что у него в тылу находится воздушный разведчик. Я убрал обороты и сменил курс, идя с легким пикированием. Потеряли почти 5 километров по высоте, потом полезли наверх, но противника с толку сбили. Мы шли от Курска и сняли вражеские колонны и их скопления под Балаклеей, прошли над выступом, снизу нас пытались раз восемь атаковать. Мессерам не хватало высоты. У меня замерзла левая рука. Холодрыга в кабине жуткая, и отопление не включить, содержание кислорода высокое. Сунул руку в штаны. Сашка посмеялась: Ниже, ниже сунь, там теплее! Так и сделал. Чуть отогрел, и опять за штурвал. Вот они: танки Клейста. Довольно наезженная дорога в Краматорск, там на площадках танки стоят и самоходы. Увидев, и сфотографировав все, что было необходимо, отвернул на Воронеж. Настя замерзла, почти спит, приходиться будить.
— Настя! Тебе песенку спеть?
Она сонным голосом отвечает: только если колыбельную, или похоронную: холодно очень, мне кажется, что я умираю!
— Ну. Тогда слушай, это, по — моему, про тебя!
Облетела листва, у природы своё обновленье,
И туманы ночами стоят и стоят над рекой.
Твои волосы, руки и плечи — твои преступленья,
Потому что нельзя быть на свете красивой такой.
