Подъезжая к дому, где его ждали, Девятов понял, что, раздавленный, не может показаться на глаза старикам. Они бы сразу поняли — пришла другая беда. Мать Егора подозревала, что Зоя, надеясь на другое замужество, сменит квартиру.
И Девятов поехал на берег Тобола — смотреть на черную, всегда любимую воду.
Егор чувствовал себя оскорбленным, обманутым, никому не нужным. «Лекарство от любви — другая любовь, — вспомнил он. — На время я смогу успокоиться. А сын, так на меня похожий, мой мальчик, будет в заложниках у чужих людей?! Каким его вырастят? В ненависти ко мне? Если лекарство от любви — другая любовь, то как быть с бедой, которая меня захлестнула? Здесь, у воды, вспомнить, что кому-то было или будет хуже, чем мне?»
Вот на Иртыше с чеченом Колей они плывут домой на моторке, и в узком, необыкновенно глубоком месте, у острого камня, торчащего из воды, Коля, тоскливо помаргивая, рассказал: «Тут в июне утонули два брата. Один десяти лет, горбатенький, учил пса Дона переплывать речку. Обратно с того берега собака не поплыла. Парнишка взял свои вещички и поплыл за собакой, не дотянул двух метров до берега и утонул. Другой брат — погодок — нырял за ним, звал, метался по берегу, снова нырял и тоже не выплыл».
Егор думал, что вспомнит об утонувших ребятишках, без надрыва, спокойно, как раньше, но он ужаснулся, проклял воду и затосковал о чужих детях, как о родных сыновьях.
