– А вон на него и намекаю, – музыкальный обозреватель ткнул пальцем на съежившегося стажера. – Он самый первый кандидат на каторгу.
Тернов с минуту разглядывал рослого юного красавца.
– Как ваше имя?
– Самсон Васильевич Шалопаев. Вольнослушатель университета. Вчера прибыл в столицу.
Тернов смолк. Из полицейских сводок он знал о гибели извозчика Якова Чиндяйкина возле Николаевского вокзала. Среди свидетелей проходили супруги Горбатовы, их воспитанница Ксения и некто Шалопаев, кажется, дорожный попутчик супруги статского советника. Дама предполагала, что в пути молодого человека подчистую обыграл шулер.
– Так это вы ехали вчера в одном купе с госпожой Горбатовой?
Тернов многозначительно понизил голос и нахмурился. Было бы странно, если бы дама, еще весьма привлекательная, не запомнила такого попутчика: высок, строен, ладен, красив… Да и одет по последней моде.
Самсон молча кивнул.
– У нас есть сведения, что вас обыграл в дороге шулер, – мягко и недоверчиво сказал Тернов, – но теперь вижу, что это неправда.
– Именно так оно и было! – вновь вылез неугомонный Лиркин. – Я сам слышал, этот подозрительный юнец рассказывал нашему Фалалею, что проигрался в вагоне. И надул его гнусный Эдмунд. Вот так-то! Чуете, откуда ветер дует?
– Не чую пока что, – осадил его Тернов.
– Он-то вместе с Фалалеем и забавлялся апельсинчиком, умышленно закатил за бутылку. Поверьте, этот щенок и засунул незаметно иголку в апельсин.
– Побойтесь Бога, – возмутился Фалалей Черепанов, – Самсон и в руки не брал этот фрукт.
– Тогда по его наущению иголку засунули вы! – выкрикнул Лиркин. – А потом быстро ушли в бильярдную. Беседовали якобы, а сами притворялись, ловили подходящий момент.
– Господин Шалопаев, – Тернов, уставший от бессмысленных доводов и предположений, перебил музыкального рецензента, – вы верующий или атеист?
– Крещен в православие, – тихо признался вконец деморализованный Самсон. – Храм посещаю.
– Тогда поклянитесь на Евангелии, что не причиняли вреда господину Либиду.
Тернов достал из кармана маленький томик с серебряным крестом на обложке и положил на стол. Изумленные журналисты притихли.
Самсон механически положил ладонь на крест.
– Клянусь, не злоумышлял против Эдмунда.
– Все. Очень хорошо, очень. – Тернов быстро сунул Евангелие в карман, весьма довольный собой: работал самостоятельно он недолго, и не успел еще придумать своих фирменных методов, однако иногда подсовывал свидетелям Евангелие, и если человек не был прожженным негодяем, он терялся и не мог солгать перед лицом священной книги. А в Крещенье, как сегодня, особенно. – Остается выяснить еще одно обстоятельство.
