14. Женская проза «нулевых» | страница 73



Я честно задумалась.

– Нет, не возникало. Хотя…

– Так-так, что – хотя? – оживился он.

– Сны несколько раз снились.

– Сны? Какого содержания?

– Эротического.

– Поподробнее, пожалуйста.

– Ну, мне снилось, что я… что мы… занимались любовью. Правда, всё было размыто, нечетко. Будто это и я, и не я одновременно.

– А отец был точно отцом?

– Да, отец был точно отцом.

– И часто вам такое снилось?

– Раза три, наверное.

– А как давно вы видели последний сон?

– Года два назад приблизительно.

– Так, – удовлетворенно кивнул он, – всё понятно.

– Доктор, – попыталась возразить я, – проблема не в этом. Дело в том, что я не ощущаю его детей моими братьями и, как ни стараюсь, никак не могу полюбить их.

– И вас это беспокоит?

– Очень.

– Так чего же вы хотите?

– Полюбить их.

– Полюбить?..

Да, да, мой милый доктор, вот именно. Я хочу полюбить. И не могу. Не получается. И не надо осыпать меня, как конфетти, сложными терминами, не надо спрашивать всякую чушь, не надо давать бесполезные советы типа совместной поездки на отдых…


Утро нашего последнего дня перед отъездом. Мы снова на пляже. Отец дремлет, обсыхая после купания. Его жена играет со старшим в карты и сердится на младшего, который хватает их и мнет, пытаясь завернуть в мокрое полотенце. Я смотрю на море. Мне надоело купаться, надоело смотреть на него.

Ни о чём не думать, ничего не делать – просто лежать под чужим жестким солнцем. Долго-долго. До обморока. Чувствовать, как непривычная нежная боль прижилась в животе. Все двенадцать дней, что мы провели тут, меня не оставляет ощущение какой-то тяжести, нависшей беды. Мне вдруг хочется сказать отцу что-нибудь доброе.

– Пап, – говорю тихо, но он не слышит.

– Пап, – снова зову я.

Он открывает глаза и приподнимается на лежаке.

– Что, купаться, что ли, пора?

– Нет, пока еще нет. Я просто хотела сказать… Хотела сказать тебе… Хотела поблагодарить за путешествие. Всё очень здорово. – Слова разбежались, и я осталась одна посреди изнуренного жарой пляжа.

Мне хотелось признаться ему в любви. Рассказать о том, как не хватало его все пятнадцать лет. Как я жила без него. О чём думала. Обнять и прижаться щекой к его колючей соленой щетине.

– Ну и хорошо, что тебе понравилось, – он рывком встает. – Пойдем поплаваем.

– Возьмите с собой Илюшу с Сашей, – говорит его жена.

Мы заходим по щиколотку в воду, и отец говорит: «Мы с Сашкой поплывем подальше, а ты с Ильей тут, недалеко от берега, ладно? Потом поменяемся».

Илья оставил свой круг на берегу, и я снова учу его плавать. Он сильно колотит воду руками и ногами и хохочет. Отец, отплывший уже довольно далеко, машет жене, стоящей на берегу, рукой. Она пристально наблюдает за маленьким сыном. В сущности, никому нет до меня дела. Я смотрю на смеющегося ребенка, он очень легкий, и мои руки почти не ощущают его веса. Если я сейчас отпущу его, он не достанет дна. Никто не успеет его спасти: рядом никого нет, ни отец, ни его жена не успеют доплыть. Как легко – взять и просто убрать руки. Наверно, я как-то странно смотрю на него, потому что он вдруг перестает смеяться. В глазах – испуг.