Беленький коттедж и расставленные кружком такие же белоснежные столики на зеленом живом ковре – все выглядело, как «усадьба Барби».
«О-о! – Хай! – Найс мит… – Хау ар ю… – Вел-вел!
– Дженифер…
– Джейк…
– Сьюзен…
– Генри…
– Чак…
– Элизабет…
– Мэтью…
Их было много – со всей округи.
Посреди площадки со столиками стояло нечто вроде мангала: в глубоком медном чане «дозревала» кукурузная каша, а рядом шипела огромная сковорода с тушенным в ароматных приправах мясом. Наконец я увидела обычную деревенскую еду.
Сначала – святое! – меня накормили. Я даже позволила себе не разговаривать.
Пока я добиралась на эту «художественную ферму», хозяева тоже проголодались. Был слышен лишь щебет птиц, звон бокалов и звяканье вилок. А потом послышался шелест шин. Еще один гость…
* * *
С жары перебрались в уютную мастерскую – сюда подали кофе. Я почувствовала, что засыпаю. Голоса доносились будто издалека. Говорили о Дега. Недавно Джейк, хозяин мастерской, приобрел на аукционе одну из копий «Юной танцовщицы». Со священным трепетом он внес в комнату маленькую черную фигурку девочки с округлым животиком и трогательно поставленными в балетном па ножками. Юбочка и лента в волосах – из ткани. Очень похожа на оригинал в вашингтонском Музее искусств.
Заспорили о том, что такое кич, является ли плодотворным современный авангард, о национальном и космополитическом искусстве, о взаимном влиянии культур, о вечной проблеме местной интеллигенции – сегрегации и последствиях ку-клукс-клана и т. д.
Мои глаза превратились в два стеклянных шара – зрение постоянно туманилось и затягивалось темной пеленой, во временных ярких вспышках мелькали рты, движущиеся напротив, глаза, дым сигарет, темное стекло бутылок, солнечные пятна на ковре и стенах…
Мне скучно. Есть некоторые вещи, о которых я давно уже не спорю, так как считаю это пустой тратой времени: язык, политика, религия. И избегаю пространных бесед об искусстве. Пусть думают, что я – молчаливая дуреха… В этих вещах я давно уже определилась, зачем же засорять ноосферу лишними словами?
* * *
Посреди этого полусна мне вдруг встретились глаза. Того самого, что опоздал, Джона, кажется. Он сидел далеко от моего кресла и все время молчал.
А поймав наконец мой взгляд, неожиданно пошевелил губами: «Давай сбежим отсюда?!» – «Как?» – подняла брови я. – «Просто. Встанем и уйдем. Ведь ты любишь эпатировать публику…» – безмолвно дал сигнал он. – «Еще как!» – прищурилась я. – «Решайся, ну!» – «И что дальше?» – «Просто сбежим!»
