– Зачем? Что еще случилось?
– Анфиса вам борщ сварит, – лицо Нади в тени: за ее спиной окно. – Мы капусту принесли. У вас ведь нет борща?
– При чем тут борщ? В чем дело? Сядьте сюда, – показывает на кровать. – Я вас не вижу!
– Чтоб у меня дома никого не было, – Надя послушно присаживается. – Чтоб я была одна. Ко мне придут, я должна принять…
– Кого принять?
– Одного человека, встретила там, в ЧК, – говорит она, глядя в окно. – Он у них служит, старый знакомый.
– Вы с ума сошли, Надюша!
– Нет, не сошла, – Надя вскакивает и опять принимается ходить. – Он в силах вызволить Антошу. Мы давно не виделись с тем человеком, и мне нужно многое ему сказать… Иначе он не поможет, ничего не получится.
– Надя, это неприлично, – Вера Сергеевна гасит папиросу и встает. – Вы собрались собой пожертвовать, так, что ли?
Надя молчит, потупившись. Потом резко:
– С Лихно говорили?
– Говорила.
– И что?
– Пока ничего: проверим, разберемся.
– Вот видите!
– И все равно, заводить шашни с каким-то чекистом! Гадость!
– Бросьте, Вера Сергеевна! Я Антошу люблю и на все для него готова. Вы не поняли? Его могут расстрелять в любую минуту. Вот мы с вами тут говорим, а в это время… – и она вдруг воет, голосит, как тогда, когда Антона уводили.
– Тише! – Вера Сергеевна подскакивает к ней и обнимает. – Тише! Они услышат. Марьюшку испугаете.
Надя всхлипывает. Освобождается от объятий и говорит сухо и твердо:
– Как там у вас, медиков, оно называется – влагалище? Оно стерпит. А душа моя, она тут ни при чем.
Званый вечер
Бобков явился к концу дня в новой скрипучей кожанке, запах ее мешался с чем-то парфюмерным, и Надя узнала «Коти». Вышла она навстречу Бобкову в солдатском галифе, солдатской же нижней рубахе и косынке. С полудня пыталась навести в квартире порядок, жгла старые газеты и остатки дров в колонке в ванной: грела воду; сметала рваную бумагу, осколки стекла, посуды, фарфоровых статуэток, окурки. Успела вымыть пол в столовой и кабинете Антона. Вымылась сама. Однако до полной благости было далеко, погром в библиотеке приводил ее в отчаяние: чекисты искали за книгами драгоценности и деньги, попросту сбрасывая книги на пол. Уборки тут было не меньше, чем на неделю. Вдруг догадалась, что спешить не нужно. Подробности беспорядка, так же как и рабочая одежда, очень кстати: пусть, решила она, Бобков увидит, что тут натворили его коллеги, чекистские хамы, и чем мне, принцессе, приходится заниматься. А что для Бобкова она – принцесса, сомнений не было.
