Вера Сергеевна выходит не сразу, строгая, в докторском халате. Видит Надино опрокинутое лицо.
– Что с вами, Надя?
– Антошу арестовали. Был обыск.
В кабинете Вера Сергеевна хватается за телефон. Называет номер, на станции все отказывают, говорят, линия занята. Наконец соединяют. Вера Сергеевна кому-то что-то объясняет, о чем-то просит, Надя не вслушивается. Только слышит: пропуск, Москвина, пропуск, опять Москвина. Всё, разговор окончен.
– Идите, Надя, к ним, на Гороховую. Будет вам пропуск выписан к Семененко. Не забудьте сказать, когда будете пропуск просить: к товарищу Семененко. Он отведет вас куда надо, к самому главному. Семененко обещал с ним о вас договориться. Может, примет. Это Лихно Глеб Иванович. Падайте в ноги, молите. Объясняйте, что Антон для них же, негодяев, паровозы чинит. Я сегодня не могу уйти, операция через полчаса, а завтра, если у вас ничего не получится, пойду туда сама. Или по телефону.
Опять почти десяток верст, торопливо, задыхаясь, – теперь с Волковки на Гороховую. Очередь к окошку. Через два часа пропуск получен. Другое окошко. Тут надо просить, чтобы узнали по телефону у следователя, ждет ли он.
– Меня Семененко вызвал, – говорит Надя, позабыв назвать Семененко товарищем.
– Мало тут вас ходит, не стану звонить, распоряжений нет, – неприязненно заявляет скуластый, краснолицый, усатый и пьет воду из горла чайника.
Надя ждет, надеется, что этого краснолицего кто-то сменит. Рядом окошко, где принимаются передачи.
– Иди, старуха, не задерживай! – кричит из окошка дежурный.
– Как же иди, батюшка, а передача? – недоумевает старая в темном платке.
– Неси домой, нет твоего сына тута!
– Вчера был, велели принести… Да ты посмотри получше, сделай милость.
– Давай, вали отсюда, не задерживай. И так знаю, что нету.
– Где ж он? Перевели куда?
– Нам это неизвестно. Завтра приходи за вещами.
Старуха растеряно оглядывается. Люди отворачиваются. Нет сил смотреть ей в глаза. Надя кусает губы, чтоб опять, как тогда дома, не заорать в голос. Подходит караульный солдат с винтовкой, толкает старуху к выходу.
– Не нужны ему вещи, – говорит он.
У Надиного окошка пусто, а краснолицего, наконец, сменяет другой, помоложе, латыш.
– Позвоните, пожалуйста, товарищ Семененко меня вызвал.
– Время много, конец службы. Завтра приходи.
На следующий день, вооружившись одним из немногих оставшихся золотых колечек, Надя снова идет на Гороховую. За одним из окошек – юная блондинка с красной лентой, повязанной по лбу: чекистская мода. Приметила Надя ее еще вчера. Занимает к ней очередь. Через час добравшись до окна, как бы случайно кладет на прилавок кулак с запрятанным в нем колечком и приоткрывает, подняв пальцы, чтобы кольцо видно было бы только блондинке и никому более. Глаза блондинки загораются, она молниеносным движением смахивает кольцо и прячет в ящик своего стола. Звонит, Семененко нет, не пришел еще, ждите. Надя ждет, блондинка сама изредка звонит Семененке. Наконец зовет Надю: идите.
