Пришли
Начало сентября. Глухая ночь. Звонок в дверь. Потом – гулкие удары кулаками. Антон туго, медленно просыпается, накидывает халат, идет в прихожую. Там испуганная Анфиса, пришли, говорит, пришли какие-то вороги. Стучат. Спрашивай, что нужно, да не открывай, приказывает Антон, а сам в спальню, Надя проснулась, смотрит испуганно, Антон выхватывает из-под матраса револьвер и в Анфисину каморку – прячет в киот за икону. Возвращается в прихожую.
– Кто такие, что вам? – через дверь.
– Обыск.
– Ордер есть?
– Имеется.
Антон отпирает дверь. Вваливаются, гремя сапогами и прикладами винтовок. Во главе молодой в черной кожанке, опоясанный ремнями. Румяные щеки, загнутые кверху усики, похож на приказчика с рекламы галантерейного товара. За ним свита – трое в солдатском, один матрос. Немедля шагают вглубь квартиры, гремят прикладами винтовок, открывают одну за одной двери комнат.
– Там жена неодетая и ребенок! – Москвин, раскинув руки, закрывает собой вход в спальню. – Не тревожьте.
– Предупредите. Пусть оденется, – приказывает комиссар. – Москвин Антон Сергеевич?
– Я.
– Постановление. Обыск, арест. Предупредите!
Антон заглядывает в спальню. Надя уже все поняла, оделась. Марьюшка пока спит. Антон достает из туалетного столика бумаги, выходит.
– Вот мандаты.
Комиссар разглядывает бумаги.
– Ого. Сам товарищ Зиновьев! – говорит он. – А это что? Тут подпись товарища Луначарского.
– Это для брата жены, Михаила Андерсена.
– Где он сам?
– Он пианист. В Москве концертирует, – лжет Антон, радуясь: вовремя Миша дал деру.
– Пупсика наяривает, – ворчит комиссар.
Не читая, складывает бумаги, прячет их в свою с у мк у.
– Мандаты мандатами, а у меня приказ вас арестовать. Собирайтесь. Там разберутся.
– А где понятые? Где домком?
– Книг-то, книг, – удивляется солдат, заглядывая в комнаты.
Парнишка в гимназической фуражке и с ружьем за спиной приводит заспанных дворника и председателя домкома. Председатель в жилетке, нижней рубахе и зеленых чиновничьих брюках, взлохмаченный, однако в руках у него банка варенья: для Марьюшки, как всегда. Извиняется за вторжение, хотя вторгся не по своей воле.
– Вот вам понятые, – говорит комиссар.
Матрос на кухне роется в сундуке для еды, перегружает в мешок фунтовые банки солдатской тушенки и сгущенного молока.
Анфиса стонет:
– Что ж ты, ирод, делаешь! Вор ты, чужое хапаешь!
– Реквизиция! От буржуев! – отвечает матрос.
– Сам ты буржуй!
– Поговори у меня! В чеку загремишь!
– Надежда Ивановна! – кричит Анфиса. – Грабят! Консерву забирают!
