— А ее сердце и должно так биться? — нервно спросил Вэйн.
— Это всего лишь рефлекс, — пояснила Кэллс. — Ее тело все еще реагирует, но эмоции, страх не могут активизировать ее способности, что бы Мара ни думала, — сказала она как бы между делом. — Сознательно или подсознательно.
Вэйн поднял мою больничную рубашку. Я не хотела, чтобы он меня касался, но ничего не могла поделать.
Затем что-то царапнуло пол и скользнуло в мою сторону. Зеркало. Оно отражало мое лицо, бледное, без единой кровинки, а в зеркале на потолке я увидела свою нагую спину. Выглядела худой. Нездоровой.
Мне не хотелось наблюдать за тем, что они собирались со мной делать, и с этим я еще могла хоть что-то поделать. Я закрыла глаза.
— Открой их, — приказала Кэллс. У меня не было выбора, и я ненавидела себя за это.
Она повернула зеркало, и я увидела, как Вэйн взял ватку с металлического столика у кровати и окунул ее в йод. Я вздрогнула, когда он протер мне спину.
Мужчина это заметил.
— Что это значит?
— Просто рефлекс, — раздраженно сказала Кэллс. — Реакция на холод.
Затем она обратилась ко мне:
— Если бы я ударила тебя молотком по колену, Мара, оно бы дернулось. Мы пытаемся приглушить лишь твою реакцию на страх. Если преуспеем, ты сможешь жить нормальной, полноценной жизнью без иррациональных страхов и переживаний, что ты причинишь боль людям, которых любишь, и не только.
Мне смутно помнилось, что когда-то меня это заботило.
— Мы собираемся извлечь несколько капель твоей спинномозговой жидкости, — сказала Кэллс, и Вэйн поднес иглу к моей коже. — Будет немного больно.
С этого момента все для меня происходило в замедленной съемке. Вэйн остановил иглу в миллиметре от моей кожи, а затем проткнул ее холодной сталью. Сперва боль была как от щипка, но чем глубже погружалась иголка, тем быстрее она перерастала в зуд, пульсацию, жжение, и мне хотелось забиться в истерике, но я не могла пошевелиться. Кэллс приказала смотреть на себя в зеркало, мое лицо продолжало быть таким же пустым. Маской, скрывающей каждое чувство. Мой разум кричал, но рот оставался закрытым.
Я почувствовала неприятное давление в области позвоночника, пока шприц вытягивал мою жидкость.
— Ты отлично справляешься, — сказала Кэллс без всяких эмоций. — Разве так не лучше, Мара? Тебе нечего бояться. Это просто иголка и боль. Боль — это лишь чувство, а они нереальны.
Казалось, прошел не один час, прежде чем Вэйн наконец убрал шприц, а боль все не прекращалась. По моей коже плавно стекало что-то мокрое и холодное, но мужчина вытер жидкость ваткой. Мое дыхание было глубоким и спокойным. Я не ахала, меня не тошнило. А я-то думала, таких рефлексов от меня ждали. Видимо, ошибалась.
