Расмус похлопал Растяпу по спине:
– Смотри, Тяпа, здесь живёт восьмое чудо света – Юаким.
Растяпу это не интересовало. Если бы хозяин остановился перед калиткой Дальманов и сказал: «Здесь живёт восьмое чудо света – Тесса», тогда бы это, пожалуй, чего-то стоило… Но Юаким! Растяпа потянул поводок вперёд.
– Нет, Тяпа, нам пора домой, – вздохнул Расмус, – не то я опоздаю в школу.
Они бежали всю дорогу и наконец, запыхавшись, влетели в кухню.
Приккен сидела за кухонным столом перед чашкой чаю.
– Привет, – сказал Расмус.
В ответ последовало что-то невразумительное. Расмус начал готовить себе завтрак: сварил какао, поджарил гренки. Он насвистывал, разговаривал с Растяпой, и прошло довольно много времени, прежде чем он заметил, что с Приккен творится что-то неладное. Папа обычно говорил, что по утрам Приккен поёт как птичка – чего нельзя было сказать про сегодняшнее утро. Она сидела, склонив голову над чашкой, и, похоже, плакала.
– Эй, у тебя что, сычуг болит? – сочувственно спросил Расмус.
– Оставь меня в покое, – отрезала Приккен, вздохнула и снова умолкла.
Расмус забеспокоился:
– Что случилось, почему ты вздыхаешь?
Приккен подняла голову, в глазах у неё стояли слёзы:
– Ты не можешь чуть-чуть помолчать? Пей своё какао и не болтай.
Расмус послушался. Он тихо сел и начал есть, но краем глаза то и дело поглядывал на сестру, и его беспокойство росло. Он любил, когда все радовались, и не выносил, если кому-то из домашних было грустно, да ещё по непонятной причине. Конечно, Приккен часто выводила его из себя, а поскольку характер у неё был такой же бешеный, как и у самого Расмуса, ссорились они яростно. И всё же Расмус любил сестру гораздо больше, чем могло бы показаться, и совершенно не мог видеть, как она сидит, уставившись в чашку, словно на плечи ей вдруг свалились все горести мира.
– Приккен, пожалуйста, скажи, что случилось? Я же волнуюсь. Чего ты плачешь?
Приккен снова подняла заплаканные глаза и потрепала Расмуса по щеке, точно хотела сначала сказать жестом то, что после сказала словами:
– Прости, братик. Ты не волнуйся. Просто между мной и Юакимом всё кончено.
Расмус почувствовал огромное облегчение.
– Всего-то? – удивился он. – И ты из-за этого? Ты же меняешь их как перчатки.
Приккен горько улыбнулась:
– Ты ещё слишком мал, чтобы понять. Ты не знаешь, как я люблю Юакима.
Тут глаза у неё потемнели:
– Точнее, любила. Теперь я его ненавижу. Он сломал мне жизнь.
– Сломал жизнь? – ужаснулся Расмус.
